Что бы там ни было, Кухмистера бросать нельзя, замерзнет ведь насмерть. Надо помочь бедняге, а там пусть делают, что хотят. Нападение на привратника — дело серьезное, могут и из университета попросить. И не закончить ему диссертацию на тему: «Ключевая роль выпечки грубого ржаного хлеба во внешней политике Вестфалии XVI века». Ну, будь, что будет. Он открыл дверь и поплелся вниз по лестнице.
Кухмистер встал, поднял котелок, отряхнул от снега и тут же надел. Затем смахнул снег с жилетки и пиджака. Правый глаз опухал все сильнее. Силен, щенок. Вон какой фонарь посадил. «Стар я стал для такой работы, — буркнул Кухмистер с гневом, к которому примешивалось восхищение. — Но ничего, все равно поймаю». Он пошел по следам, пересек лужайку и по дорожке вышел к воротам, ведущим во двор. Глаз до того распух, что почти ничего не видел, но Кухмистер про него и думать забыл. Не думал он и о том, как поймать виновника. Мысленно он перенесся в далекое прошлое, в дни его молодости. Когда Кухмистер впервые переступил порог колледжа, старший привратник, старый Сукноу Балл, сказал: «Коли не поймал, так и не закладывай». А что было верно тогда, верно и сейчас. Он минул ворота, повернул налево в арку и направился к себе. На двери спальни висело зеркало. «Ну и фонарь, дорогу освещать можно», — подумал Кухмистер, осматривая распухший глаз. Ну ничего, приложить кусок сырого мяса — и все пройдет. Надо будет взять с утра на кухне. Он снял пиджак и принялся расстегивать жилетку, как вдруг кто-то отворил дверь сторожки. Кухмистер быстро застегнул жилетку, накинул пиджак и прошел в кабинет.
Пупсер стоял в дверях подъезда и смотрел, как Кухмистер прошел по двору и скрылся под аркой. Что ж, по крайней мере он не остался лежать на снегу, уже хорошо. И все-таки Пупсер не мог вот так просто взять и вернуться к себе. Нужно было пойти и посмотреть, как там старик. Он пересек двор и вошел в сторожку. Внутри никого не было, и он хотел было отправиться спать, как вдруг дверь спальни открылась и на пороге появился Кухмистер. Правый глаз его почернел и распух. Старое, испещренное венами лицо казалось каким-то перекошенным.
— Ну? — выдавил Кухмистер. Здоровый глаз со злостью уставился на Пупсера.
— Я… это… пришел извиниться, — смутился Пупсер.
— Извиниться? — спросил Кухмистер с таким видом, будто не понимает, о чем идет речь.
— Извиниться за то, что вас ударил.
— Кто вам сказал, что вы меня ударили? — от свирепого взгляда лицо Кухмистера еще более перекосилось.
Пупсер почесал лоб.
— Ну, в общем, извините. Я подумал, что лучше все-таки вас проведать.
— Вы, наверное, думали, что я доложу Декану. Нет, будьте спокойны. Вы же скрылись.
Пупсер покачал головой.
— Нет же, нет. Я подумал, что, может, я… это… ну, ушиб вас.
Кухмистер мрачно улыбнулся.
— Ушиб? Меня ушиб? Да разве это ушиб? — Он повернулся к Пупсеру спиной, прошел в спальню и закрыл за собой дверь. Пупсер вышел во двор. Ничего не поймешь. Сбиваешь старика с ног, а он даже не обижается. Где логика? Какая-то бредовая иррациональность. Пупсер вернулся к себе и улегся спать.
3
Ректору не спалось. Давешнее угощение ударило по желудку, а собственная речь — по его психике. Жена преспокойно почивала на соседней кровати. Она-то спала, не спал сэр Богдер. И как всегда при бессоннице, он снова и снова прокручивал в мыслях события дня. Мудро ли он поступил? Стоило ли оскорблять чувства обитателей колледжа? Он тщательно все рассчитал, и казалось, что известность Ректора в политических кругах оградит его от нареканий. Что бы там ученые мужи ни говорили, репутация сторонника умеренных и в сущности своей консервативных реформ не позволит обвинить его в стремлении к переменам ради перемен. Еще в бытность свою министром сэр Богдер придумал лозунг «Преобразования без перемен»; кстати, под этим лозунгом недавно прошли налоговые реформы. И сэр Богдер гордился своим консервативным либерализмом, а в минуты откровения с самим собой называл это авторитарным попустительством. Он бросил колледжу вызов, взвесив все за и против, и вызов этот был оправдан. Покерхаус безнадежно устарел, отстал от жизни, а для человека, который всю жизнь только и делал, что пытался идти в ногу со временем, не было греха страшнее. Сэр Богдер всегда выступал за единое среднее образование, во что бы оно ни встало. Будучи председателем комитета по высшему образованию, сэр Богдер преложил открыть политехнические курсы для умственно отсталых. Он гордился тем, что лучше всех понимает, что именно пойдет на пользу стране. Жена его, леди Мэри, такую точку зрения полностью разделяла. Ее семья неукоснительно придерживалась либеральных взглядов и по сей день сохраняла традиции вигов, увековечив их в своем девизе — Laisser Mieux[10]. Сэр Богдер взял девиз на вооружение и, видно, вспомнив знаменитое изречение Вольтера[11], стал врагом «лучшего» в любом проявлении. Он не верил в пословицу «Учись доброму, а плохое само придет» и полагал, что надо учиться всему. Все, что нужно молодежи, — так это первоклассное образование, а вот преподавателям Покерхауса — хорошая встряска.
11
Имеются в виду слова Панглоса, герой романа Вольтера "Кандид": "Все к лучшему в этом лучшем из миров"