Марика вела откровенно грязную игру, все никак не оставляя надежд что-то выиграть. И никак не могла понять, что мы с подругами с ней не соревнуемся — мы танцуем потому, что просто любим танцевать. И плевать хотели на всякие там призы и регалии.
Но азиатку русского производства было не унять. Народ уже давно наблюдал и делал ставки, строя такие версии, что впору было садиться и писать фанфик в самом развратном из имеющихся жанров. Кто-то считал это простым спортивным интересом, кто-то предполагал, что мы парня когда-то не поделили, кто-то вообще думал, что мы, прости осспади, родственницы…
И только немногие знали правду. Но молчали, не особо желая вывешивать на всеобщее обозрение наше грязное бельишко. Однако, в связи с недавними событиями, кажется мне, будто кто-то нарушит старый добрый запрет…
Вот прям по раскосым чернющим глазам вижу — хочет ляпнуть гадость. Но боится, пока еще боится. Видать, Хозяин официальное разрешение не дал!
— Думай, что ты несешь, — пока вождь оскорбленных и униженных приходил в себя, слово взяла одна из ее свиты, предательница бледнолицых, гневно взметнув каштановыми волнами волос. — Только тебе такое в голову могло придти!
— Да? — переглянувшись с девчонками, мы медленно и показательно обвели взглядом загибающихся от хохота студентов вокруг. Уж слишком… многозначительные были у них лица для того, чтобы сделать неправильный вывод.
Настолько многозначительные, что Марика не смогла сразу определиться с ответом. А я дожидаться ответной реакции не стала, коротко хмыкнув и собираясь уходить, беспечно оставляя за спиной поверженного, но не побежденного врага.
Раньше я всегда любила наши с ней стычки и язвительные баталии — они приносили в счастливую размеренную жизнь заманчивую каплю остроты. Теперь же… теперь, вместо детской перебранки в песочнице в попытке поделить разноцветные лопатки, над головами завис В-29, готовый сбросить на мирное население «Малыша»[1].
У кого-то из нас обязательно сдадут нервы, у каждой по своему ряду причин. И лично мне брать на себя сомнительное первенство не хотелось абсолютно!
— Не смей сегодня появляться в «Джокере», — едва я успела поравняться с азиатской дамой, та вцепилась мне в руку чуть повыше локтя. — Ни ты, ни швабры твои. Иначе…
— Иначе что? — вскинула брови, не шевелясь, чувствуя, спинным мозгом чувствуя, как замирают студенты вокруг.
— Иначе, — хватка на руке стала сильнее, впиваясь чрез ветровку острыми ноготками. — Пожалеешь. Больше тебя защищать некому.
— Да что ты? — резким разворотом отвоевала конечность, впиваясь злым взглядом. Даже вперед шагнула…
— Давайте обойдемся без кошачьих ссор, дамы, — послышался из угла столовой мягкий, бархатистый голос. — Не лишайте меня аппетита.
Градус напряжения тут же спал, будто по щелчку пальцев.
Обменявшись с Марикой многозначительными взглядами, мы все-таки разошлись, но уже молча. Она направилась в сторону холодильников с едой, я — в сторону крайних столиков, за которым и сидело местное успокоительное. Не только мое — всех студентов сразу.
Османа Кумратова знал, уважал и любил весь институт разом, с первого курса до последнего. Он никогда не злился, морды никогда никому не был, даже голос не повышал. Да это и не требовалось: для мужского населения хватало всего одного взгляда темно-медовых глаз и пары спокойных холодных фраз, чтобы они беспрекословно ему подчинялись, будто попадая под какой-то гипноз. А для нервных барышень было оружие поубойнее: многочисленные художественные таланты, мягкий, веселый нрав, и внешность турецкой модели, от которой захватывало дух.
От осознания, что в конце учебного года Осман нас окинет, зажав подмышкой свой красный диплом, я месте со всеми остальными уже закупала оптом носовые платки. Для меня, Евы, Доминики и остальных танцоров этот факт вообще становился катастрофой — как мы сможем не развалить весь наш буйный коллектив, да при отсутствии нашего драгоценного руководителя, да продлит Аллах его дни бесконечно?
— Ты с нами, душа моя?
— А-а-а? — только когда передо мной пощелкали длинными музыкальными пальцами, я поняла, что ушла в астрал устраивать собственные Звездные Войны, причем даже не осознав, когда успела плюхнуться за столик и просидеть за ним пару минут с отсутствующим видом. — Прости, задумалась.
1