И ни единой аристократической души.
Из такого народа, из таких вот особей должна была вскормить свою духовную элиту Америка.
Дела в новой стране складывались неплохо. В Неваде и в Калифорнии обнаружили золото, в Пенсильвании — серебро и нефть, в Монтане — железо, медь, свинец, ртуть; уголь — в горах Аллеганы, а также в Огайо, Кентукки и Вирджинии. Развивались земледелие и животноводство, по рекам сплавляли лес, на земле насаждали плантации, кто-то промышлял рыболовством и охотой. Жарко припекало солнце, и земля была щедра, даже на самых мелких деревцах зрели плоды, а трава росла прямо на проезжих дорогах. Простые люди, съехавшиеся со всех концов света, были довольны своей жизнью в новой стране; переженившись между собой, они заимели потомков. Да и вообще, они наслаждались жизнью, еды было вдоволь, и они принялись есть раза в три-четыре больше, чем прежде у себя на родине. И работяги сделались патриотами.
Из этих-то патриотов, из таких вот люмпенов должна была воспитать свою духовную элиту Америка. Так как же американцы приступили к этой задаче? Духа как такового в стране не было; простые люди не рождают аристократов, зато, когда они превращаются в патриотов, самодовольство начинает бить через край. Самые благородные души Америки, самые возвышенные из них, замечательные люди, из круга которых и должна была вырасти будущая элита страны, — эти же люди в угоду своему самодовольству установили 35-процентную таможенную пошлину на импорт духа — дабы создать в стране духовную элиту! 1 января 1863 года они же даровали неграм власть над землевладельцами Юга; они стали принимать крепких негров ньям-ньям в лоно своих семей, давать им в жены своих дочерей, в надежде на истинно духовное потомство.
Нет никаких причин ожидать появления духовной элиты в Америке; неразумно было бы требовать, чтобы подобная элита возникла в стране, где формирование нации представляет собой чистейший эксперимент, где граждане, от рождения в чем-то ущемленные, воспитаны в духе патриотической враждебности ко всему чужеземному. Если человек от рождения не наделен благородной духовностью, то его душа может быть облагорожена чужим влиянием — в противном случае ей никогда не обрести духовного аристократизма. Американцам чуждо стремление к высотам духа; самые смелые их мечты сводятся к тому, чтобы стать чистопородными янки, предел притязаний коих — политическая демократия. Им чуждо влечение к аристократизму духа, к духовному избранничеству. Будь в Америке круг духовных избранников, разве безмолвствовал бы там повсюду дух, как это происходит ныне? Где же этот класс, этот кружок духовных аристократов?
Но есть же в Америке как-никак достойные души и умы? Неужто я забыл имена двух десятков поэтов, которые значатся в энциклопедическом словаре? Равно как и имена семи историков, одиннадцати живописцев, двух литературоведов, двух богословов, генерала Гранта, Генри Джорджа? Нет, нет, я не забыл про этих столпов духа. Нигде и никогда я про них не забывал…
В двух старейших штатах Юга в пятидесятые годы обозначались зачатки духовной элиты, но грянувшая война растоптала эти зачатки прежде, чем они успели дать ростки. С тех пор она никак не проявлялась. Кровь жителей Юга отныне демократически смешивалась с негритянской кровью, вследствие чего не вырос, а снизился интеллектуальный уровень. Народу навязали сосуществование с чернокожими. Негров бесчеловечно вывезли из Африки, где им и надлежало жить, а демократия, вопреки всем законам природы, превратила их в цивилизованных граждан. Они перескочили через все промежуточные стадии развития — от пожирателей крыс до современных янки. Ныне из них делают священников, цирюльников, медицинских братьев, но также и зятьев. Они обладают равными правами с белыми людьми, но притом свободно позволяют себе такое, что может позволить себе только негр. Негр — он негр и есть, негром и останется. Возьмется негр брить человека — так уж непременно схватит его за нос, подобно тому как его блаженной памяти дед хватал на берегу Нила крокодильи кости. Если же негр подает вам обед, он не преминет сунуть в ваш суп свой лоснящийся черный большой палец — до самого запястья. Бесполезно укорять его за подобные негритянские повадки: этот африканский демократ — если, конечно, не осадит вас еще грубее — непременно обиженно бросит вам: «Mind your own business»[18]. Тут только и остается смолчать, разговор окончен. Вроде бы у тебя два крепких кулака и ты остался при своем праве, но хлебаешь свой суп без особой охоты. Другое дело, если ты настойчиво добивался, чтобы тебе подали суп с плавающим в нем большим пальцем.
Негр и есть негр, таким и останется — человеческим зачатком из тропиков. У негров в голове вместо мозгов кишки, эти существа все равно что рудиментарные органы в организме белого общества.
Вместо создания духовной элиты в Америке принялись выводить мулатов; поэтому, наверное, целесообразнее искать элиту в таких странах, где ее появление более закономерно, чем в Соединенных Штатах. Если подобная элита имеется во всех исторически развитых странах с богатой современной культурой, из этого отнюдь не следует, что должна быть такая же духовная элита в недавно открытой стране, без собственной истории, но с дряхлой, отжившей свой век культурой. По справедливости, нельзя даже предъявлять к Америке такое требование — чтобы ей удалось вырастить духовную элиту более высокого уровня, чем та, которую на протяжении четырех поколений создали священники. Эта элита обосновалась в Бостоне. Она осуществляет свое влияние тихо и незаметно, не сокрушая никакие миры, не сотрясая землю.
Если по справедливости нельзя требовать духовности от американцев, поскольку их обывательская натура и весь их общественный уклад мало предрасполагают к ней, то отчасти можно и простить им отсутствие духа. Между тем даже глухое упоминание об этом сопряжено со смертельным риском, лучше уж и вовсе помалкивать на этот счет. Неопытного человека, который в присутствии американца дерзнул бы высказаться в том смысле, что Америке, мол, простительна бездуховность, тут же поставят на место: не суйся! Стало быть, полностью вину с американцев не снимешь — не в меру воспаленное самолюбие заставляет их отвергать любое чужеземное духовное руководство: оглянись назад, наверно, только в очень давних исторических временах удастся отыскать такую нацию, которая исключительно из ревнивого национального тщеславия обрекла бы свою страну на такое духовное прозябание, в каком пребывает Америка. Можно усомниться в эффективности ровного — шаг за шагом — прогресса, в эффективности мелких улучшений, второстепенных социальных реформ по частным аспектам: сегодня за них идет борьба, но уже в следующем поколении время полностью сотрет их следы. Остается лишь надеяться на крупные скачки, на сокрушительный бунт отдельных могучих умов, рывком продвигающих человечество на несколько поколений вперед. Но если время никак не созреет для исторического бунта, если не готовится почва для роста духовного потенциала страны? Если землю не возделывают, а, наоборот, обносят забором, оберегая дикие травы и в изобилии проросший сорняк? Тогда получают заглохший национальный сад, гигантский чудо-парк!
Жизненная цель всякого американца состоит, прежде всего, в том, чтобы быть истинным гражданином, патриотом великих прерий, а отнюдь не в том, чтобы стать развитой личностью и принадлежать всему человечеству. Это мироощущение пронизывает и определяет все представления американцев, начиная с колыбели: только американец и есть настоящий человек. Вот почему во всей огромной стране не нашлось ни единого сомневающегося, ни единого искателя духовного света, ни единой бунтарской натуры, способной отклониться от общей колеи, выбиться из общего ряда, намеренно сделать первый шаг в сторону из колонны, марширующей под унылые звуки шутовских медных труб. Все единым строем устремляются вперед, под громкие крики «ура», ни разу не оглянувшись вокруг…
Это мир шума и пара, мир огромных стонущих, грохочущих машин, мир, воплощенный в империи с населением, собранным со всех концов света — от севера, с его белыми обитателями, до тропиков, с их обезьянами и духовными мулатами; это страна с мягкой, щедрой, плодоносной землей, с покоренными первозданными прериями.
И с черным небом…
1889