Он закрыл за собой дверь кабинета и, выждав несколько, открыл ее. Гость смотрел на свет конверт с письмом в Нью-Йорк.
– Письмо Горькому, как видите, – сказал Красин.
– Меня заинтересовала бумага. Плотная такая, – пробормотал гость.
– Да, верже… Хотите прочесть письмо?
– Помилуйте!
– С Горьким я познакомился у покойного моего хозяина, Морозова, а до этого я работал в Баку, а еще прежде учился в Харьковском политехническом, куда поступил после отбытия срока наказания, что вам, конечно, известно…
– Помилуйте, Леонид Борисович!
– Рост средний, особых примет нет, – говорил Красин, выпроваживая Ехно-Егерна.
Оставшись один, он подошел к окну.
«Чем объяснить этот визит? Неужели нащупали?»
В доме напротив кто-то мощно, бравурно заиграл на рояле.
– Спорим: выбью Петрушку? – спросил Горизонтов Таню.
– А вот не выбьешь!
Силомер развалился под ударом кувалды.
– Спорим, надую гиппо с одного разу?
– Спорим!
Резиновый гиппопотам лопнул.
– Экое хулиганисто, право!
– Сила есть сила! Не оскудела еще матушка-Русь!
Взявшись за руки и хохоча, они побежали к реке.
– А спорим, пронырну всю реку под водой?
– Люблю тебя так, что уши сейчас оторву, – прошептала, прижимаясь к нему, Таня.
Он поднял ее на руки.
– Татьяна, ты знаешь, я вспомнил – в Америке, то ли в Айдахо, то ли в Неваде, девицам разрешается брак с шестнадцати лет. Поняла? Дошло? Поедем? Поженимся? Сможешь тогда рожать детей сколько угодно.
– Да ты с ума сошел!
– А что ты думаешь? Тебе, возможно, придется рожать… такие случаи бывают…
– У вас износились туфли.
– Еще протянут.
«Струна» и «Кандид» сидели на гранитной скамейке возле самой воды. По всей Стрелке токовали гардемарины и юнкера. Белая ночь, легкие перышки в небе, близость моря, поднятые мосты…
– Вам не нравится мой вид, Алексей Михайлович? – Надя искоса глядела на «мужа».
– Решительно не нравится. Эти очки, стоптанные туфли, шляпа времен Очакова и покоренья Крыма. Зачем вам рядиться в «синий чулок»? – Голос его чуть дрожал.
Надя вдруг сорвала с головы свою шляпенцию и бросила ее в воду, туда же полетели и очки. Выпали шпильки, и тяжелые волосы свалились ей на лицо. Кириллов схватил ее за руку, но тут же устыдился своего порыва.
– Пойдемте уж, пойдемте к вам, – спокойно заговорила Надя. – Вы, может быть, лучший человек в моей жизни, а со мной церемониться нечего…
На лице ее после этих слов осталась кривая улыбка. Он растерялся вконец и забормотал:
– Не нужно обижать меня… вы знаете… вы всегда чисты… к вам ничто не пристанет… жизнь…
Рука ее легла на его шею, щека приблизилась и глаз…
– Ну, поцелуй меня тогда, муж мой…
…ПОВЕЛЕВАЕМ ГОСУДАРСТВЕННУЮ ДУМУ РАСПУСТИТЬ… Министром-председателем вместо Горемыкина назначен Столыпин. Известие о роспуске Думы вызвало всеобщий ужас, многие уезжают за границу. Совершенно одинокий садовник-пчеловод ищет место за ничтожную плату. Массовые аресты по стране. 82 губернии на положении усиленной охраны…
Николай Берг опустил газету и тихо сказал подошедшему человеку:
– «Бригадир» ждет Хлупова на улице Ратаскаеву, семь…
Человек как-то молниеносно исчез, и вместо него Николай увидел двоих в тесных клетчатых пиджаках. По узкой ревельской улочке они поднимались прямо к нему. За спиной появился черный возок, влекомый сытенькой лошадкой. Николай сунул руку в карман.
«Провал, провокация, гибель…»
к нему по переулку шла она актриска жалкая с нелепых киносъемок засунув руки в брючные карманы мотая гривою и носик свой украсив зелеными очками к инженеру с доверчивой улыбкой[6].
– Сколько время, господин? – спросил на подходе один из клетчатых.
– Позвольте, позвольте, давайте-ка без этого, – забормотал Берг.
– Вас же спрашивают – сколько время? – ухмыльнулись оба.
Позади захохотал кучер.
– Сколько время? Два еврея…
Николай выстрелил дважды прямо из кармана, и оба сыщика брякнулись на мостовую. Словно во сне Берг влез на возок, отобрал у онемевшего кучера револьвер, столкнул его с облучка и медленно поехал вниз.
По ревельским улицам бесконечной чередой шли войска – пехота, кавалерия, пушки. На улице Ратаскаеву городовые довершали разгром конспиративной квартиры, выводили арестованных, среди которых был один офицер флота. Лошадка, меланхолично цокая копытами, провлекла Берга мимо.
Ночью возок выехал на Ратушную площадь, пересеченную тенями домов, шпилей, ружей, составленных в пирамидки, пушек и лошадей: прямо на площади ночевала артиллерийская батарея.
6
Девушка из «вневременных» ассоциаций Берга, конечно, – «Струна»-Надя. (