65. Вы называете его счастливым, ибо к этому вас понуждает ваше учение. Я же не рискнул бы сказать, кого ему противопоставлю; за меня скажет добродетель и без колебаний противопоставит этому вашему счастливцу Марка Регула, которого она во всеуслышание провозгласит более счастливым, нежели пирующий в розах Торий, — и тогда, когда он по собственной воле, без всякого принуждения, кроме того слова, которое он дал врагу, вернулся в Карфаген, и даже тогда, когда подвергали его пытке голодом и бессонницей[294]. Он участвовал в великих войнах, дважды был консулом, удостоился триумфа и все же не считал всю эту предшествующую славу столь же прекрасной и столь же великой, как сей последний подвиг, совершенный во имя верности и стойкости; и когда мы слушаем об этом, он может показаться нам достойным жалости, сам же он, претерпевая все это, испытывал наслаждение. Ибо не веселье, не шутки и смех, эти спутники легкомыслия, делают людей счастливыми, но твердость и стойкость, даже если бы эти люди и оставались мрачными.
66. Лукреция, над которой совершил насилие царский сын, призвав в свидетели граждан, покончила с собой[295]. Это горе римского народа благодаря Бруту[296], поведшему за собой народ, стало причиной свободы для государства. А в память об этой женщине ее муж и отец стали консулами. Вовсе незнатный Луций Вергиний, обыкновенный человек из толпы, на шестидесятом году установления свободы собственной рукой убил свою дочь, чтобы не отдать ее для удовлетворения похоти Аппия Клавдия, которому тогда принадлежала высшая власть[297].
XXI. 67. Или ты должен осудить это, Торкват, или отказаться от защиты наслаждений. Что же это за защита и что это за тяжба, которая ведется наслаждением, не способным выставить ни одного свидетеля, ни одного из известных людей, выступающих в его защиту. Ведь в то время, как мы в наших летописях ищем таких свидетелей, вся жизнь которых прошла в славных подвигах и которые даже слышать не могли самого слова “наслаждение”, в ваших спорах история остается немой. Я никогда не слышал в школе Эпикура имен Ликурга, Солона, Мильтиада, Фемистокла, Эпаминонда, которые не сходят с уст остальных философов[298]. Теперь же, поскольку и мы начали заниматься этим, наш друг Аттик каких только выдающихся и замечательных мужей не назовет из своей сокровищницы![299]
68. Разве не лучше написать что-то о них, чем болтать в стольких книгах о Фемисте?[300] Ну, хорошо, все это касается греков; хотя именно от них мы получили и философию, и все благородные науки, но все же есть нечто, что позволено нам, но не позволено им. Стоики спорят с перипатетиками, одни говорят, что не существует никакого блага, кроме того, что достойно, другие же, придавая величайшее значение достойному, утверждают, однако, что и в самом теле, и вне его заключены определенные блага. Достойный спор и великолепное состязание! Ведь вся борьба ведется ради величия добродетели. А вот когда вы рассуждаете с вашими приверженцами, то приходится немало услышать о постыдных наслаждениях, постоянно упоминаемых Эпикуром.
69. Поверь мне, Торкват, ты не можешь отстаивать этот взгляд, если оглянешься на себя и на свои мысли и занятия; тебе, повторяю, будет стыдно той картины, которую не раз столь удачно рисовал в своих рассуждениях Клеанф. Он предлагал своим слушателям мысленно представить картину, на которой изображено Наслаждение, сидящее в великолепном облачении и убранстве на царском троне, окруженное Добродетелями, являющимися его служанками, единственная забота и дело которых сводится к тому, чтобы прислуживать Наслаждению и предупреждать его потихоньку на ухо (если это только возможно изобразить на картине) не совершать по неразумию чего-либо, что могло бы причинить боль душе или [телесное] страдание: “Ведь мы, Добродетели, рождены для того, чтобы прислуживать тебе, а другого дела у нас нет никакого”[301].
XXII. 70. Но Эпикур — ведь он для вас поистине свет в окошке — говорит, что тот, кто не живет достойно (honeste), не может жить приятно (iucunde). Как будто бы для меня важно, что он утверждает и что отрицает! Я хочу знать, что́ логично (consentaneum) утверждать тому, кто видит в наслаждении высшее благо? Что приведешь ты в обоснование того, почему жизнь Тория.., почему жизнь Постумия[302], почему жизнь их общего наставника Ораты[303] нельзя назвать наиприятнейшей? Сам же он говорит, как я заметил выше, что не следует порицать жизнь людей роскошествующих, если только они не совершенные глупцы, то есть если они свободны от страстей и страха. Обещая исцеление от того и другого, он обещает свободу для роскоши. Ибо, по его словам, если отбросить эти два недостатка, он не видит, в чем можно было бы упрекнуть образ жизни людей “роскошествующих” (luxuriosi).
294
[2] Марк Атилий Регул во время первой пунической войны в 255 г. попал в плен к карфагенянам. Согласно преданию, после пяти лет плена карфагеняне послали его в Рим просить римлян о мире или по крайней мере об обмене пленными, обязав его клятвой вернуться в Карфаген, если обмен пленными не удастся; однако Регул высказался в римском сенате против обмена и, верный клятве, вернулся в Карфаген, где был предан смерти. См. также Цицерон «Об обязанностях» I 39, III 99, «О старости» 75; речь в защиту Публия Сестия, 127; Ливий, периоха 18 кн.; Гораций, Оды, III 5, 13.
295
[3] По преданию, Лукреция, жена Тарквиния Коллатина, покончила с собой, после того как ее обесчестил Секст Тарквиний, сын седьмого царя Рима Тарквиния Гордого; это происшествие послужило поводом к восстанию и изгнанию царей в 510 г. Ср. V 64; «О государстве» II 45; «О законах» II 10; см. также Ливий I 57—58.
296
[4] Цицерон часто говорит о Луции Юнии Бруте как освободителе римлян от царской власти — ср., например, «О государстве» II 46, «Об ораторе» II 225.
298
[1] Ср. Плутарх «Невозможно жить приятно…» 1097c (= фр. 559 Usener): «Невозможно даже при большом желании пройти мимо нелепости этого человека [Эпикура]: он топчет своими ногами и преуменьшает деяния Фемистокла и Мильтиада, но при этом пишет о себе друзьям: “Послав нам зерно, вы божественно и великолепно позаботились о нас и дали простирающийся до небес залог вашего расположения ко мне”».
300
[3] Женщина-философ, ученица Эпикура и жена эпикурейца Леонтея из Лампсака, которой Эпикур писал письма (Диоген Лаэрций X 5 и 25). Несколько книг Эпикура названы именами его друзей: «Эврилох», «Эгесианакт», «Метродор». О содержании этих произведений можно судить по сохранившимся фрагментам аналогичного сочинения эпикурейца Карнеиска «Филист» (папирус из Геркуланума N 1027): Филист предстает здесь как образец мудрости и умеренности. Не исключено, что в упоминаемом Цицероном произведении Эпикура в качестве такого образца фигурировала Фемиста. Ср. речь Цицерона «Против Пизона» (63), где автор с иронией говорит о Фемисте как эталоне эпикурейской мудрости.
302
[1] Лат. Chius Postumius (с рукописными вариантами: Postumius cur Chius; cur Chireus Postumius; Postumus cur Chirrus). Место испорчено. Из следующих слов
303
[2] О Гае Сергии Силе Орате, известном своей любовью к роскоши, см. также «Об обязанностях» III 67, «Об ораторе» I 178; фрагмент из «Гортензия» у Августина, «О блаженной жизни» 26; Валерий Максим IX 1, 1; Плиний «Естественная история» IX 168; Макробий «Сатурналии» II 11.