«То, что я предсказывал, наступило целиком: вместо Брестского мира мы получили мир гораздо унизительней, по вине тех, кто не брал его» [Л: 36, 19], – возмущался Ленин. Фразистые доводы «левых» против мира и передышки Ленин назвал недостойными революционера, недостойными марксиста. А политику Троцкого в Бресте, отказавшегося подписать договор на менее тяжких условиях, – пособничеством немецкому империализму. «…Теперь вы помогаете немецкому империализму, потому что отдали свои миллионные богатства, – пушки, снаряды… Мы оказались добычей неприятеля в несколько дней» [Л: 36, 20].
Преодолев сопротивление троцкистов и «левых коммунистов», VII съезд партии подтвердил решение о заключении Брестского мира. Партия получила возможность вывести страну из губительной войны, завоевала передышку для проведения социалистических преобразований.
Международное и внутреннее положение Советской республики оставалось, однако, очень напряженным. Буржуазия и помещики, потерявшие свои богатства в революции, искали помощи у иностранного капитала, пытаясь восстановить свое господство. Империалистические державы, не признававшие Советскую власть, активно помогали российской контрреволюции. После подписания мира враги революции, стремясь сорвать передышку, повели разнузданную кампанию против Ленина, против партии. Положение Советской республики осложнялось тяжелым состоянием народного хозяйства. Подорванное четырехлетней империалистической войной, оно находилось в состоянии жесточайшего кризиса. Государственный бюджет на 1918 год был сведен с огромным дефицитом в 6 миллиардов 543 миллиона рублей[2]. Курс рубля быстро падал. Заводы не работали, не хватало сырья, топлива; железнодорожный транспорт был разрушен. По неполным данным фабричной инспекции, с марта по декабрь 1917 года было закрыто 824 предприятия. Многие заводы разрушались, выводились из строя саботажниками-капиталистами. Число безработных, зарегистрированных на биржах труда, достигало в 1918 году 800 тысяч человек. До разорения было доведено войной и сельское хозяйство, и без того отсталое, раздробленное. Огромное количество пахотных земель пустовало: не хватало тягловой силы, инвентаря, сельскохозяйственных орудий, семян. Наиболее богатые хлебные районы – Украина, а позднее и Сибирь – были отрезаны.
Хлебный паек населению Москвы и Петрограда весной 1918 года был доведен до четверти, а потом и до восьмушки фунта в день. «С понедельника 29 апреля хлебный паек в Петербурге сокращается до одной восьмой фунта на человека»[3], – сообщала Центральная продовольственная управа.
Но выдача и этой мизерной нормы часто задерживалась. Были недели, когда рабочие Москвы и Петрограда вовсе не получали никакого пайка. В центральной и местной печати публиковались сообщения о катастрофическом положении с продовольствием в столицах и на местах.
«Нет ни хлеба, ни денег. Началось частичное голодание»[4], – жаловались рабочие Нижне-Салдинского завода.
Подобные сведения приходили также из сельскохозяйственных областей. «Хлеба нет не только на обсеменение полей, но и на продовольствие»[5], – писали из Самарской губернии.
Маршрутные поезда с продовольствием для голодающих центров скапливались на железных дорогах из-за отсутствия паровозов, топлива. Зажиточная часть деревни, имеющая запасы хлеба, продовольствия, продавала его по высоким ценам, спекулировала и захваченным у помещика национализированным имуществом, инвентарем.
Бывшие царские чиновники, контрреволюционное офицерство, а вместе с ним меньшевики, эсеры, анархисты всячески старались дезорганизовать хозяйство, усилить разруху и голод в стране. Внутри страны то тут, то там вспыхивали кулацкие восстания.