Наступление
Дивизию, не до конца еще укомплектованную, перебросили на фронт. Фронт оказался даже ближе, чем все думали. Утром приказали сворачиваться и грузить имущество в обоз. А вечером палатки стояли на новом месте.
Имущества было немного, главным образом десятиместные палатки, отдаленно напоминавшие шатры. Спали на них вповалку, завернувшись в шинели, без всяких излишеств. Но в палатках было намного теплее, а когда на улице было холодно, то в одну палатку набивалось два отделения, за что отделённых командиров формально ругали, но, в общем, закрывали глаза на такое незначительное нарушение: просто так солдатам было теплее и все это понимали. У начальства еще не остыли воспоминания о массовых обморожениях.
В связи со спартанским образом жизни, среди нижних чинов рассказывали такую байку:
Подходит к солдату турок и говорит:
- Все мне понятно и как ты ешь, вон кухня на колесах у тебя есть, и из чего стреляешь, у тебя винтовка есть, но не понятно, как ты спишь? Ведь у тебя ничего нет. Что ты стелешь на землю?
- Известно, что, отвечает солдат, - шинель.
- А что под голову кладешь?
- Шинель.
- А чем укрываешься?
- Шинелью.
- Так может я у тебя куплю одну.
- Эх, она у меня у самого одна.
Походом играли песни, под духовой оркестр: «Солдатушки, бравы ребятушки, а где ваши жены»? Затягивал батальонный запевала. «Наши жены - ружья заряжены, вот где наши жены», подхватывал батальон.
Петь на походе было не просто, и Илья с сочувствием смотрел на музыкантов, а каково им на походе играть. Сам он шел налегке, с одним наганом. Было тепло и винтовку, и шинель он бросил в одну из шести повозок, которые числились в обозе за их ротой. Впрочем, солдатское пение быстро надоедало их благородиям и большую часть времени шли, просто переговариваясь с соседями, что было не по уставу, но младшие командиры закрывали на это глаза: нечего зря солдат тиранить.
Его казенного коня вел в поводу один из солдат-станичников. Илья редко ездил на нем сам. Вот и сейчас на коне по очереди ехали двое приболевших. Вообще он научился заботиться о своих людях и заслужил уважение взвода. Даже сорокалетние старослужащие отзывались о нем хорошо, а иногда давали дельные советы.
Взвод тоже заботился о своем командире. Его всегда дожидался теплый ужин и горячий чай, лучшее место в палатке или у костра. Солдаты шли к нему со всякими мелкими проблемами.
Виноградов
Перед походом полк построили. И сам капитан Виноградов разъяснил ситуацию.
- Братцы, почти кричал он, стоя в середке большой буквы «П», в виде которой был выстроен полк, - мы перемещаемся непосредственно в зону боевых действий. Обстановка там напряженная. Здесь вы привыкли у турок все покупать, и это правильно, так поступайте и впредь. Предупреждаю, что за мародерство положена смертная казнь через повешенье. А от себя добавлю, если уж нашкодничали и попались, так приди и доложи своему взводному, а он пусть идет ко мне. Тем, кто не доложит я помочь не смогу. А жизнь у каждого одна.
С этим напутствием они и маршировали, а точнее просто шли, едва выдерживая строй.
К слову сказать, Виноградов и, правда, многим спас жизнь. Бывало, украдут у Турка поросенка или курицу, а вора то и приметят. И тут ясно, что придет турок жаловаться: мол, чауш[39], ваш солдат украл у меня…
А солдат приходит, к взводному, и докладывает, так, мол, и так: попался. А взводный идет в штаб дивизии к капитану Виноградову. Зовет капитан виновного, выслушивает и, как правило, говорит своему денщику, старослужащему фельдфебелю:
- Дмитрич, отведи его в сторонку, да для памяти, пару раз, может или красть научится, или бросит совсем.
- А ты, дуралей, как построение будет в строй не становись!
Придет турок, построят солдат, а виновный в палатке сидит.
- Ищи, кто тебя обидел, - говорит капитан.
Ходит, ходит турок вдоль строя: ан, нет знакомого лица.
- Хаир[40], чауш, - говорит турок.
- Ах, ты напраслину на русских солдат возводишь, - возмущается Виноградов и отвешивает Турку подзатыльник. А чтоб тебе не обидно было: вот тебе за твою свинью пять рублей, и чтобы я тебя больше не видел.
Переводил Виноградову темнолесский иногородний Семен, числившийся во взводе Ильи и, чудесным образом, выучивший турецкий на слух за четыре месяца. Впоследствии Виноградов зачислил его в штаб дивизии переводчиком.