Красные сразу же окрестили их бандитами, хотя они никому вреда не делали. По мере развития событий число зеленых росло, и там появились командиры, по большей части те самые, что были командирами в Войске Донском. Так что, понемногу, в лесу организовалось почти регулярное казачье войско.
Сотрудников ЧК было двое, без знаков различий, самоуверенные, оба при маузерах. Они стояли над всеми, разве только комиссары были им почти ровней. Они принялись собирать сведения сначала у Комбедовцев, которых набралось человек пятьдесят, а потом у них появились собственные ниточки.
Вскоре принялись вызывать в бывшую управу тех, кто служил в Войске Донском и был каким-либо командиром. Задавали много вопросов, но сметливые казаки быстро подстроились под ситуацию и говорили то, что от них хотели слышать. А на вопросы, типа кто еще из казацких командиров есть в станице, отвечали, что все в лес утекли.
Комбед работал плохо, даже там почти все имели хоть какую-то совесть и, на своих старались не доносить. Но чекисты вовсе не были новичками, и постепенно выяснили дворы, в которых ранее проживал казацкий комсостав. Это привело к повальному бегству командиров в лес. Но за этими домами, попавшими в список, велось негласное наблюдение.
Затем принялись за тех, кто служил в царской армии, как простых казаков, так и иногородних. Иной день перед управой собиралась очередь. Дошло дело сначала до Шевченко, потом до Беседина, а потом и до Ильи.
Илья на все вопросы отвечал уверенно, и чекист вроде был удовлетворен ответами.
- Ну а теперь скажи – кем ты был в царской армии? – задал главный вопрос чекист.
Мысли мигом пронеслись у Ильи в голове, «может, кто выдал, так не со зла, а сболтнул, но тогда, зачем спрашивать если знает. Нет, не знает. А хороший совет дал дед Игнат!».
- Был рядовым в пехоте, - отвечал Илья как можно спокойнее.
С тем его и отпустили.
Чекисты все брали на карандаш, и каждый опрошенный попадал в отдельную папку. Видно кому-то это сильно не понравилось, и однажды ночью выбили окно и вынесли все дела. Искать их долго не пришлось: на заднем дворе лежали оставшиеся от них обгорелые корочки.
Чекисты устроили расследование, но никого не нашли. В управе не было решеток, только ставни, а народ привык иметь дело с деревом, так что ставни долго не устояли. А в прежнее время никому бы и в голову не пришло влезть в управу.
Вскоре началось «кулаченье», так казаки прозвали борьбу Советской власти с состоятельными станичниками. Были отобраны мельницы, трактиры, лесопилки, сыродельни, дома крытые железом. Вскоре почти все предприятия, отобранные у «кулаков» оказались заколоченными или просто брошенными. Самих владельцев объявили врагами Советской власти, кинули в бричку[44] и под конвоем увезли незнамо куда. Больше этих людей не видели. Стало негде молоть зерно и вход пошли ручные самодельные мельницы. С выпивкой тоже стало трудно и пошли гнать самогон.
Советы боролись с самогоноварением, с их точки зрения было большое расточительство переводить пшеницу на самогонку. Но наладить нормальную торговлю они то ли не хотели, то ли были не способны. Да и о какой торговле можно говорить, если главной идеей была: все отобрать и поделить поровну.
Станица постепенно разорялась.
Сено
В отсутствие атамана все как-то пошло наперекосяк. И, когда наступила пора сенокоса, появилась проблема: кто и как будет распределять сено. Перед управой собрался стихийный митинг. На котором всяк кричал свое. Илья, молчавший сначала, не выдержал и тоже влез на бричку, заменявшую трибуну.
- А чем была плоха старая система? Тянешь жребий и получаешь участок и никаких споров, и ссор.
- Вот ты умник шибко грамотный. Ты что ли жребии делать будешь?
- Могу и я, коли общество доверит.
- Так дадим ему жребии делать? – как можно громче прокричал тот же голос.
- Дадим. Пусть делает, - раздались голоса.
- А может, скосим всем миром, а после раскидаем готовое сено поровну на всех? – предложил Илья.
- Да иди ты…, - вылетел из толпы крепкий трехэтажный мат. Знаем мы таких умников, кто-то больше скосит, а кто прохлаждаться будет, а сено потом поровну!