И в конце концов свою позицию в споре прогрессистов и традиционалистов Унамуно определяет следующим образом: не историческое прошлое и не историческое будущее, но «вечная традиция», скрытая в глубинах живого настоящего, неразрывно связанного со своим живым прошлым и живым будущим не внешними узами объективного исторического процесса, а внутренними, духовными узами традиции интраисторической, которая является душой времени, смыслом истории, и искать которую следует не в исторических фактах и документах, не в том, «о чем пишут в газетах», а в своей собственной душе. Уже в самой этой постановке вопроса обнаруживается по сути дела религиозно-метафизическая настроенность мысли. Впоследствии Карл Ясперс раскроет это следующим образом: «Но свершившееся настоящее заставляет нас бросить лот в вечные истоки. Пребывая в истории, выйти за пределы всего исторического, достигнуть всеобъемлющего; это – последнее, что, правда, недоступно нашему мышлению, но коснуться чего мы все-таки можем».[2] Поэтому путь Испании – не «вперед» по пути европейского Прогресса и не «назад» по пути исторической Традиции, а «вглубь» к нетленному и таинственному, вечному образу Испании, прикоснуться к которому можно лишь прикоснувшись к глубинной основе своей собственной души и на собственном уникальном пути духовного подвига. Так Унамуно становится странствующим рыцарем и отправляется на поиски приключений, дабы выпрямлять кривду и сражаться с любого рода измами, искажающими Истину во всей ее полноте и глубине. И на этот путь приводит его не что иное, как Любовь.
«Не может быть странствующего рыцаря без дамы… сердце которого оставалось бы незанятым».[3] Сердце Унамуно было занятым, Испания была дамой его сердца. Его любовь к родине вовсе не была слепой. Он ясно видел и Испанию теневую, Испанию лени и зависти, нищеты и невежества, одним словом, Испанию тления, противоположную Испании воскресения. Но прекрасный и истинный образ Испании всегда царил в его сердце, и, как и подобает странствующему рыцарю, он служил ей верой и правдой и готов был сразиться с каждым, кто усомнится в том, что она – Прекраснейшая.
То была его Испания, его принцесса, заколдованная злым волшебником, которую он жаждал освободить. А по крови он был баск. Как и Лойола, основатель ордена иезуитов, – баск, дух которого неотделим от Испании. «Я баск, а значит тем более испанец», – говорил он о себе, бросая вызов пошлому национализму.
Унамуно стал зачинателем идейного комплекса так называемого «поколения 98 г.» – движения передовой испанской интеллигенции за возрождение Испании, к которому принадлежали также А. Ганивет, П. Бароха, Асорин, Антонио Мачадо, Валье Инклан и др. видные деятели испанской культуры конца XIX – начала XX вв. 1898 год – это дата поражения Испании в испано-американской войне и потери последних заокеанский колоний, что страстные испанцы восприняли как национальную катастрофу. Эту часть испанской интеллигенции объединяет чувство, которое кратко выразил опять-таки Унамуно: «У меня болит Испания». Речь идет не просто о национальном упадке или национальной трагедии, а о том, что упадок и трагедия Испании являются моею личной трагедией, не о том, что Испания больна, а о том, что она болит у меня, ее болезнь это то, чем болен я сам. И в поисках лекарства от этой болезни испанские писатели во главе с Унамуно отправляются в хождение по Испании, чтобы познать живую и не пострадавшую от превратностей исторических судеб душу испанского народа, чтобы, приобщившись к его жизни, текущей под официальной историей, разгадать тайну исторического пути Испании, смысл ее былого величия и нынешнего падения.
3