1.(1) Так вот, в один из праздничных дней немного спустя после завтрака мы случайно сошлись в григорианском портике[9] – Антонио Бернери, папский викарий, муж, рожденный для больших дел, а также преисполненный всяческих похвал; Антонио да Ро, минорит, а также теолог, кого следует сравнить в том, как он обучает искусству красноречия, с великим Исократом; Кандидо Дечембрио, который, не знаю, государю ли милее за верность и усердие или народу приятнее за человечность и нравы; Джованни Марко, кого называют Эскулапом за чудесное искусство исцеления и кто – вещь редкая – не чужд гуманистических занятий; Маффео Веджо, которого как не дерзнул бы я поставить выше всех наших поэтов, так не знаю сегодня никакого поэта лучше (со мной же был Антонио Босси, сын превосходнейшего человека Амброджо, мой слушатель, который, если не заблуждаюсь, из-за любви, превосходит чудесным образом свой юношеский возраст и скромностью и ученостью). А вот появляется и Катон Сакко, павиец, и с ним Гуарино из Вероны, прибывший сюда накануне из Феррары, чтобы присутствовать на судебном процессе по поводу большого наследства двоюродной сестры, и остановившийся у Катона, с которым вел давнюю дружбу и который был тогда защитником на этом судебном процессе. (2) О них я мог бы сказать так: Катон именно тот, кого я без колебаний ставлю среди самых красноречивых древних юристов, [а] также оратор приятный, обстоятельный и серьезный; а когда слушаешь Гуарино, пожалуй, не скажешь, лучший ли грек или латинянин тот, кто, будучи [сам] достойным учителем красноречия и превосходным оратором, вместе с тем отец множества достойных учителей красноречия и ораторов. Когда эти двое подошли и нас поприветствовали и сами, мы, поднявшись, ответили им приветствием, наступило небольшое молчание. (3) Тогда Катон [говорит]: «Почему не продолжаете начатый разговор? Разве мы явились, как волк в басне»?[10] – «Нисколько, Катон, – отвечает Бернери, – не волк и не в басне, мы ведь решительно ни о чем не говорили. Мы же только пришли и лишь усаживались перед твоим приходом». – «Так как вы, я вижу, ничем не заняты, – говорит Катон, – то почему бы нам не потолковать по обычаю древних о чем-нибудь значительном и не поспорить, [например], о честном и о благе? Нет ничего полезнее, ничего достойнее человека, как вы знаете, чем такая беседа, особенно когда у нас будет участвовать в ней ученейший муж Гуарино». Тогда Бернери [в ответ]: «Мы действительно ничем не заняты, как ты говоришь, Катон, и готовы потолковать. Ну что ж, тебе, кто положил начало, мы предоставляем право говорить первым и на какую тебе угодно тему. Еще и Джузеппе Брипи будет участвовать, вижу, что он подходит. Прибыл же, чтобы встретиться со мной, человек, весьма сведущий в делах божественных и человеческих, выдающийся достойной жизнью и даром красноречия». (4) Здесь Джованни Марко замечает: «Послушаем тебя, Катон, ты настолько всегда готов говорить, что кажешься мне всегда самым подготовленным, и к тому же, по словам Марка Фабия, „у добрых людей всегда наготове честная речь, всегда наготове речь о наилучших вещах»[11]. И мы, все остальные, каждый от себя, дали знак, что будем охотно слушать. А Бернери говорит Брипи, уже входящему в портик: «Отлично, мой Брипи, что пришел на эту беседу. Если бы у тебя не было намерения со мной повидаться, я бы сказал, что тебя Сивилла побудила обратиться сюда, чтобы присутствовать на речи Катона и других. Поэтому мне нет необходимости убеждать тебя сесть послушать здесь вместе с нами в кругу ученейших людей». (5) «А меня, – говорит Брипи, – совсем и не нужно убеждать, я пришел сюда, если угодно, не ради встречи с тобой, но поспешил к этому месту по увещеванию Сивиллы и Минервы, как пишет о Тидиде Гомер[12], так что [мне] угодно дать прорицание: в вашей беседе должно обсуждаться нечто значительное. Но почему мы мешаем Катону, который, как я слышу, должен говорить первым?» Поэтому все мы там же, где стояли, вновь сели и повернулись к Катону, чтобы слушать его.
II. (1) Тогда Катон, опустив на мгновение очи долу и затем вновь взглянув на слушателей, начал так: «Хотя мне всегда приятнее слушать ученых мужей, среди которых вы в этот век, без сомнения, первые, чем самому быть ими выслушанным, поскольку я понимаю, что скорее могу научиться, чем научить (и по этой причине я побуждал вас рассмотреть что-либо значительное), однако, так как вам, мудрейшие мужи, угодно было, чтобы я говорил, и притом самым первым, я исполню то, что вы приказываете. И вот то, что я посчитал должным сказать, предпочтительнее всего среди многого, что приходило на ум. (2) Я обычно часто поражаюсь душевной порочности либо слабости людей в том, пожалуй, более всего, наряду со многими иными вещами, что они [люди], как вижу, стремятся скорее овладеть тем, что именно по природе не является благим; напротив, то, что истинно, что высоко, что единственное и составляет благо, этого настойчиво добиваются не только редчайшие [люди], но этого либо не знают даже, либо это презирают и ненавидят. Каковы же суть эти блага? Бесспорно, те, что относятся к добродетели, такие, как справедливость, мужество, умеренность; лик этой добродетели, „если бы ты мог узреть телесными очами, – как говорит Сократ в «Федре», – вызывал бы невероятную любовь к мудрости“[13]. (3) Но поистине лик этот слишком превосходен и божествен, чтобы быть зримым и восприниматься нашими глазами. Но умом и душой надлежит его созерцать, и чем острее будет ум каждого, тем совершеннее узрит он лик добродетели, подобный лику солнца. Такими были те, кто увековечен в памяти и прославляется у наших предков бессмертной славой, это Бруты, Горации, Муции, Деции, Фабии, Курии, Фабриции, Регулы, Сципионы. У греков – Фемистоклы, Аристиды, Эпаминонды. И те, кто прославился не на войне, а в науках: Пифагоры, Сократы, Платоны, Аристотели, Феофрасты, Зеноны, Клеанфы, Хрисиппы, Гомеры, Пиндары, Менандры, Геродоты, Еврипид, Демосфен и бесчисленные другие. И это [только] греческие писатели, не говоря о латинских. (4) А те вещи, названные выше, для достижения которых претерпевает трудности род человеческий, таковы или подобны тем, о которых говорит наш Вергилий:
9
Валла перечисляет ниже участников диалога, давая им краткие характеристики. Антонио Бернери (ум. в 1456) – викарий Миланского архиепископа (до 1433 г.), епископ Лоди (с 1435 г.), известен своей церковно-административной деятельностью и как юрист; Пьер Кандидо Дечембрио (1392–1477) – миланский гуманист, сын гуманиста Уберто Дечембрио, секретарь у Висконти, автор ряда трактатов («О незнании жизни», «О бессмертии души» и др.) и обширной переписки; Джованни Марко (ум. в 1474) – медик, работал в Павии, позже был врачом в Чезене у Малатеста Новелло, затем в Риме (при папе Сиксте IV). Оставил библиотеку в 119 томов; Маффео Веджо (1407–1458) – гуманист, поэт, юрист; преподавал в университете Павии на факультете свободных искусств, служил в Папской курии, в конце жизни склонялся к религии. Для его «Диалога истины и Филалета к брату Евстахию» характерна анти схоластическая позиция. Трактат Веджо «О значении слов» (1433) стал первым юридическим гуманистическим словарем. Работа «О воспитании детей» (между 1445–1448), наряду с трактатом Верджерио, является важнейшим педагогическим трудом итальянского гуманизма, Веджо – автор ряда поэм, сделал приложение к двенадцатой книге «Энеиды» (1428). Антонио Босси – ученик Валлы, возможно, сын Амброджо Босси, написавшего в 1399 г. книгу «О древностях Милана» (книга известна по названию); Катон Сакко (ок. 1397–1463) – юрист при Павийском университете, затем магистр гражданского права, преподавал недолго и в Болонье. Интересовался гуманистической культурой. Кроме юридических трудов написал антиаристотелевский трактат «Начала», а также произведения «Сфорциада» и «Полубог»; Гуарино из Вероны (1374–1460) – один из крупнейших гуманистов Северной Италии. Получил знание греческого языка в Константинополе (1403–1408), где, будучи принят в доме Хризолора, учился у его сына. Преподавал греческий язык во Флоренции и Венеции, затем учительствовал в родной Вероне; в 1429 г. по приглашению феррарского правителя Никколо Эсте прибыл в Феррару для воспитания сына правителя Леонелло Эсте; имел там также школу и был профессором риторики в возрожденном благодаря его усилиям Феррарском университете. Занимался переводами, издавал классиков, оставил после себя обширную переписку; Антонио да Ро (ум. между 1450–1455) – монах-францисканец, был на службе у Висконти, затем преподавал риторику в Милане, наряду с проблемами теологии и философско-схоластической культуры интересовался вопросами грамматики, общался с гуманистами. Написал De imitatione eloquentiae liber, за которую Валла обвинил его в плагиате и написал против него опровержение «Замечания относительно ошибок Антонио да Ро» (Adnotationes in errores Antonii Raudensis); Джузеппе Брипи (ум. в 1457 г.) – миланский каноник, теолог и юрист, в 1432 г. доктор теологии. Писал латинские стихи. Позже был при Римской курии, работая в папском архиве.
10
12
13