— Это касается индивидуумов, каковым вы не являетесь. Вы — подборка из очень специфических кусков, каждый из которых имеет определённую денежную стоимость. Мы заплатили более чем стократ за тот уникальный способ, с помощью которого эти куски подогнаны друг к другу; но в конечном итоге, мистер Компри... — генерал делает паузу, — куски — это всего лишь куски.
— Ну что, получил? — ехидно вставляет сенатор. — Хочешь уйти? Валяй, уходи. Вот только эти самые куски оставь здесь.
Кэм не может контролировать своё дыхание. Десятки разных реакций внутри него соединяются в единую вспышку. Перевернуть бы стол, и пусть тарелки летят в морды этим господам!
Собственность!
Он для них просто собственность!
Самые худшие его опасения стали явью. Даже люди, восхищающиеся им, смотрят на него прежде всего как на предмет потребления. На вещь.
Роберта, увидев выражение лица Кэма, хватает его за руку:
— Смотри на меня, Кэм! — приказывает она.
Он подчиняется, в глубине своего существа понимая, что устроить сейчас скандал означает капитально навредить самому себе. Пусть Роберта успокоит его.
— Тридцать сребреников! — выпаливает он. — Брут! Розенберги[23]!
— Я не предательница! Я верна тебе, Кэм. Эта сделка была совершена за моей спиной. Я в такой же ярости, как и ты, но мы должны попробовать с честью выйти из положения.
У него всё плывёт перед глазами.
— Травяной холм[24]!
— Нет здесь никакого заговора! То есть, я знала о сделке, когда везла тебя сюда, но понимала также, что рассказать тебе о ней было бы ошибкой. — Роберта меряет сенатора и генерала гневным взглядом. — Потому что если бы ты избрал военную карьеру, то вопрос о собственности не всплыл бы вообще никогда!
— Шило из мешка! — Кэм заставляет себя дышать медленнее; пламя внутри постепенно превращается в тлеющие угли. — Закрыть конюшню! Лошади уже вырвались![25]
— Что это ещё за чёртова околесица? — рявкает сенатор.
— Тихо! — обрывает его Роберта. — Замолчите вы, оба!
Генерал с сенатором и вправду замолкают — и то, что Роберта парой слов затыкает им рот, ощущается как маленькая победа. Независимо от того, кто и чем владеет, эти двое здесь не главные. Во всяком случае, не на данном этапе.
Кэм знает, что если откроет рот, то из него опять посыплются метафоры — таким манером он разговаривал в первые дни после своего сплетения. Ну и пусть.
— Кот, — говорит он.
Генерал с сенатором оглядываются по сторонам: какой ещё к чёрту кот?!
— Нет. — Кэм суёт в рот кусочек говядины. Заставляет себя успокоиться и говорить нормальным языком. — Я имею в виду: неважно, сколько вы за меня заплатили. Если я не оправдаю ваших надежд, плакали ваши денежки.
Сенатор всё ещё в недоумении, но генерал кивает:
— Вы хотите сказать, что мы купили кота в мешке.
Кэм проглатывает очередной кусок.
— Золотую звезду генералу.
Сенатор и военный переглядываются и неловко ёрзают. Вот и хорошо. Именно этого ему и надо.
— Но если я буду делать то, что вы хотите, все получат желаемое.
— И мы опять там, с чего начали, — говорит Бодекер. Терпение его заметно истощается.
— Зато теперь мы по крайней мере понимаем друг друга.
Кэм обдумывает ситуацию. Бросает взгляд на Роберту — та едва руки не заламывает в ожидании его решения. Затем он поворачивается обратно к высоким чинам:
— Порвите ваш контракт с «Гражданами за прогресс». Аннулируйте его. А потом я подпишу свой собственный контракт, согласно которому буду делать всё, что вам от меня надо. Тогда получится, будто я это решил сам, а не вы меня купили.
Все трое, похоже, сбиты с толку.
— А это возможно? — спрашивает сенатор.
— Ну-у, чисто технически он пока ещё несовершеннолетний... — тянет Роберта.
— Чисто технически я вообще не существую, — напоминает ей Кэм. — Не так ли?
Нет ответа.
— Значит, — говорит Кэм, — сделайте так, чтобы я существовал на бумаге. И на той же самой бумаге я подпишусь и отдам свою жизнь в ваше распоряжение. Потому что это будет мой выбор.
Генерал смотрит на сенатора, но тот лишь пожимает плечами. Тогда Бодекер поворачивается к Кэму и произносит:
— Мы подумаем над этим и вернёмся к нашему разговору.
Кэм стоит в своей комнате в вашингтонской квартире, уставившись на закрытую дверь.
В этот таунхаус он возвращается после своих многочисленных встреч и конференций. Роберта называет это «возвращаться домой». Но у Кэма нет чувства, что это его родной дом. Усадьба на Молокаи — вот где дом, а он там не был уже несколько месяцев. Он подозревает, что вернуться туда ему не позволят. Это всё же были для него больше ясли, чем резиденция. Именно там его сплели. Именно там он узнал, кто он такой, и научился управлять своим «внутренним сообществом».
23
Юлиус Розенберг (12 мая 1918 — 19 июня 1953) и его жена Этель (в девичестве
24
Согласно некоторым теориям заговора в президента Джона Кеннеди стрелял не только Л. Х. Освальд, но и ещё один убийца, скрывавшийся на травяном холме близ места убийства.
25
Пословица «закрывать двери конюшни, когда лошади уже вырвались» — думается, смысл объяснять не нужно.