– Ты помнишь старую Даусон и как она сердилась, когда меня брали ужинать к герцогине – моей матери, потому что та давала мне шоколад; она оговорила, что я от этого кричала по ночам и становилась слишком толстой. Да, это было вскоре после того, как нас возили к покойной тетке, герцогине Орлеанской. Я помню, она никогда не позволяла нам целовать себя, чтобы не испортить ее цвет лица, и мы с мадемуазель так ненавидели постные дни, я была так рада вернуться домой после этого, и моя сестра завидовала, что я говорю по-французски лучше ее.
Так продолжала болтать принцесса, почти не дожидаясь ответа, пока ее тезка не кончила своей работы, которой она осталась очень довольна и обещалась не позабыть ее. Анне казалось совершенно непонятным, как она могла говорить так, когда знала, что ее муж покинул ее отца в самую трудную минуту и положение вещей было самым критическим.
Королева не могла удержаться от вздоха облегчения, когда, наконец, ушла ее падчерица; она не могла заснуть и просила Анну почитать ей из Евангелия.
Следующий день был воскресенье, и Анна чувствовала, как будто изменяет своим, когда она отправилась в королевскую капеллу в Вайт-Голе, теперь почти покинутую всеми, кроме свиты принцессы и еще нескольких лиц, позволявших себе крайнее неприличие – кашлять и разговаривать в то время, как читалась особая, составленная архиепископом молитва о сохранении короля.
Еще до конца службы все встали, чтобы посмотреть на принцессу, выходившую из церкви, в своем блестящем робронте из зеленого атласа, с палевым шлейфом и с перьями на голове.
Проходя мимо Анны, она коснулась ее руки и прошептала:
– Иди за мною в мой кабинет, маленькая Вудфорд.
Ей ничего не оставалось, как повиноваться, потому что она могла быть нужна королеве как чтица только после обеда, и она пошла вслед за другими членами свиты, которые из чувства соперничества не особенно дружелюбно взглядывали на нее, хотя Анна предполагала, что ее звали только для передачи чего-нибудь королеве. Когда ее впустили в одну из внутренних комнат, принцесса уже заменила часть своего пышного костюма другим, более спокойным, и сидела в кресле. Она кивнула ей своей покрытой буклями головой и сказала:
– Ты умеешь хранить секрет, маленькая Вуди?
– Я умею, миледи, но я не люблю их, – сказала Анна, вспомнив о тяжком бремени, бывшем на ее душе.
– Ну этот ненадолго. Ты хорошая девушка и крестница моей покойной матери, и к тому же, неглупая и видная собой. Ты заслуживаешь лучшей карьеры, чем та, которая, предстоит тебе в этом папистском доме, где и религия твоя в опасности. Я решилась более не подвергать себя риску, оставаясь здесь в качестве заложницы его высочества. Приходи в мою комнату к тому времени, как будут ложиться спать. Проскользни как-нибудь в то время, когда я буду прощаться с королевой. Потом ты поедешь со мной… ну я не скажу куда; и я устрою твою судьбу, только смотри, никому ни слова.
– Но… ваше высочество, вы очень добры, но я приняла присягу принцу и королеве. Я не могу покинуть их без разрешения.
– Принц! Нечего сказать – хорош принц. Кирпичный принц[24], как говорит Чорчиль. Ну, девочка, подумай прежде, чем откажешься. Твоя религия также в опасности.
– Но, миледи, для моей религии не будет поддержкой, если я нарушу свою клятву.
– Вздор! Чего стоит присяга какому-то претенденту? Кроме того, подумай о своей судьбе. Поднянька у маленького визгуна… даже если бы он был тем, за что его выдают.
И не рассчитывай особенно на милости королевы, – даже если она и останется, около нее всегда будет толпа папистов и иностранцев, и она забудет о тебе.
– Я не рассчитываю… – начала было Анна, но принцесса не дала ей продолжать.
– Кроме того, гордые падут, и если ты будешь хорошей девушкой, не станешь болтать и будешь верно служить мне в эту трудную минуту, я сделаю тебя своей фрейлиной и выдам тебя замуж за лорда. Да и, кроме того, позабочусь о повышении твоего дяди, который в загоне у короля.
Анна подавила в себе желание возразить, что ее дядя совсем не желает достигнуть повышения таким путем, и только сказала: – Ваше высочество очень милостивы, но…
Тут принцесса прервала ее в сердцах:
– Хорошо, если ты предпочитаешь, чтобы тебя разорвала в клочки толпа или задушили паписты, если ты не пойдешь на мессу, то можешь оставаться здесь, если тебе нравится. Я думала, что делаю тебе добро в память о твоей доброй матери; но ты, по-видимому, считаешь себя умнее других. Если ты предпочитаешь связать свою судьбу с папистами, то я умываю руки.
24
В то время ходили слухи, распущенные партией Анны, что умерший принц Вельский был подменен ребенком кормилицы – жены кирпичника.