Люди действуют в ситуациях, которые содержат различные степени свободы действий. В ситуациях крайней концентрации власти степень свободы может быть очень малой. Однако, как правило, даже в военных или околовоенных контекстах насилия возможности выбора сравнительно велики. Это связано, помимо прочего, с тем, что чем больше пространства для собственных интерпретаций и действий имеют их участники в рамках поставленной задачи – то есть для оптимизации процесса в каждом отдельном случае, – тем эффективнее и слаженнее протекают функциональные процессы[8]. Поэтому приказы, которым на войне следовали, например, айнзацгруппы и зондеркоманды, были достаточно расплывчатыми и давали довольно много простора для определения того{70}, кто является «партизаном», «функционером», «комиссаром», «расхитителем» и т. д. Это могли решать те, кто исполнял приказы на месте, и почти все они выбирали широкую трактовку данных понятий. Если никому не дать уйти, то ни в ком и не ошибешься. Альф Людтке справедливо отметил, что при использовании популярного с недавних пор понятия «свобода действия» слишком легко упускают из виду, что возможности действия в принципе открываются во всех направлениях: они могут включать «самовольное самоустранение, возможно, даже сопротивление, но также и особо необузданные убийства!»{71}.
Таким образом, осмысленный анализ каких-либо действий может состояться лишь тогда, когда ситуация реконструируется с помощью следующих вопросов: «Что человек сделал? Какие альтернативные действия были ему доступны в данной ситуации? Почему он в итоге выбрал именно этот вариант?»
Степени свободы не просто объективно даны – имеет значение и их восприятие действующим лицом. Отсюда вопрос: как человек воспринимал ситуацию, в которой находился? Как он интерпретировал ожидания от своих действий? Как оценивал собственную свободу действий?
Определение ситуации действующим лицом находится на первом месте – для результата действий оно является решающим, вне зависимости от того, насколько было иррациональным, неправильным или необоснованным. Эту сложную идею можно коротко выразить словами Уильяма Томаса: «Если люди интерпретируют ситуацию как реальную, то в ее последствиях она становится реальной»{72}. Данная теорема содержит два важных вывода для изучения преступников: во-первых, наряду с объективными историческими и социальными условиями решающим значением для совершения определенного действия обладает их субъективная интерпретация, во-вторых, это действие обладает реальными последствиями. Например, если параноик считает своего почтальона агентом вражеского заговора и убивает его – объективно это совершенно иррационально, но убивший интерпретирует ситуацию как абсолютно рациональную и осмысленную, а почтальон в итоге на самом деле оказывается мертв.
В целом можно сказать, что, занимаясь изучением данных преступников, я стремлюсь реконструировать социальный процесс, в котором участвуют люди с индивидуальным восприятием и способами интерпретации, побуждающими их совершать действия, кажущиеся им самим осмысленными. Я называю это специфической рациональностью. Данное понятие касается не философского понятия разума или субстанциональной рациональности, а всех интерпретаций, умозаключений и вытекающих из них практических действий. Соответственно, рациональное, цитируя Хелен Файг, необязательно является чем-то хорошим{73}, оно может быть и в высшей мере бесчеловечным.
В следующей главе я сначала бегло опишу коллективные изменения нормативных ориентиров в немецком обществе после 1933 г., поскольку важно понимать, что военные преступники и преступники из системы лагерей придерживались гипотезы, распространенной в самых широких кругах общества: евреи представляют собой проблему, которая требует решения. Только в этом широком контексте национал-социалистической морали можно реконструировать ситуативные действия различных групп преступников и отдельных лиц, состоявшие в конкретной, подчас самоотверженной и творческой работе по умерщвлению. Подобные ситуации охарактеризованы в главе «Ситуации смерти». Сама работа по умерщвлению описывается в последующих главах, прежде всего на примере одного полицейского батальона. Убийство рассматривается как процесс, который начинается еще до акта умерщвления, проходит через различные отдельные события и решения и имеет различные измерения.
8
Cоциологии производства с 1920-х гг. известно, что крайнее дробление рабочих циклов в промышленном производстве приводит к меньшей производительности, чем такое распределение работы, которое допускает определенную свободу действий работников. См.: Roethlisberger Fritz J.
71
Lüdtke Alf. «Fehlgreifen in der Wahl der Mittel». Optionen im Alltag militärischen Handelns, in:
72
Thomas William E. und Thomas Dorothy S. Die Definition der Situation, in: Steinert Heinz (Hg.).
73
Fein Helen. Genozid als Staatsverbrechen. Beispiele aus Ruanda und Bosnien, in: