Себастьян Хафнер описал процессы перестройки общества, протекавшие невероятно быстро в течение всего 1933 г., основываясь на своих собственных наблюдениях. На данный момент это единственная систематическая картина быстрой структурной трансформации общества, произошедшей в год так называемого захвата власти Гитлером. У Хафнера мы находим беспощадный самоанализ современника, который крайне критично и с отвращением описывает формирование нового склада после января 1933 г., но при этом сам вовлекается в этот процесс перестройки и тоже меняется. От большинства современников его отличает прежде всего то, что он отдавал себе отчет в изменении собственного психосоциального уклада.
Хафнер описывает процесс трансформации, который затрагивал также нормы поведения отдельных членов общества. В марте 1933 г., через два месяца после «захвата власти» Гитлером, Хафнер, молодой судья-стажер, находился в библиотеке Высшего суда Берлина, когда штурмовые отряды обыскивали здание в поиске еврейского персонала. Совершалось это, по описанию Хафнера, на удивление обыденно: «Все прошло необычайно гладко – никаких чудовищных историй, о, совершенно никаких. Заседания были по большей части отменены. Судьи [евреи] сняли мантии и скромно покинули помещение. Они шли по лестнице, чуть ли не на каждой ступеньке которой снизу доверху стояли штурмовики. Только в адвокатской комнате случилось безобразие и бесчинство. Адвокат-еврей вздумал “валять дурака”, взъерепенился – и был жестоко избит»{100}.
Сам Хафнер наблюдал за происходящим издалека, сидя в библиотеке, и надеялся, что все это скоро пройдет. Но в итоге штурмовики появились и в читальном зале: «Дверь распахнулась, зал наводнили коричневые униформы, и один, видимо, предводитель, закричал бодрым раскатистым голосом: “Неарийцам немедленно покинуть заведение!” Мне запомнилось, что он использовал специально подобранное слово “неарийцы” и совершенно неподходящее “заведение” в одном предложении. Один ‹…› ответил: “Уже уходим!” Наши смотрители стояли так, как будто хотели отдать честь. У меня колотилось сердце. Что же делать? Как сохранить самообладание? Проигнорировать, вообще не смотреть! Я опустил глаза на свои бумаги. Механически читал какие-то фразы: “Неверным, но при этом и несущественным является утверждение обвиняемого…” Ничего не писать!
Тем временем и ко мне подошел человек в коричневой форме и вытянулся передо мной во фронт: “Вы ариец?” Не успев прийти в себя, я ответил: “Да”. Он испытующе посмотрел на мой нос – и ретировался. Мне же кровь ударила в лицо. Через мгновение я ощутил позор, поражение. Я сказал “да”! Ну да, я “ариец”, Боже правый. Я не солгал. Я лишь допустил нечто намного более страшное»{101}.
«Более страшным», по мнению Хафнера, было то, что он бездействовал, когда выводили его еврейских коллег и руководителей, и что он принял решение не делать записей о происходящем, несмотря на внутренние противоречия и точное наблюдение за ними. Через несколько лет Хафнер по политическим причинам эмигрировал в Англию, и нельзя сказать, что он просто делал то же, что и другие. Именно поэтому его сентиментальное изображение трансформации своего собственного и коллективного поведения так хорошо показывает, как происходит динамическое изменение поведенческих норм. При этом важную роль играют три психологических механизма.
Первый – страх репрессий, не требующий дальнейших объяснений, который особенно сильно действует в новой беспрецедентной и труднопредсказуемой ситуации. Когда не знаешь, каковы правила, предпочитаешь не действовать. Лишь опосредованная (в случае Хафнера) угроза со стороны штурмовиков вызывает значительную неуверенность и приводит к решению погрузиться в дело, то есть создать некое воображаемое пространство безопасности. Как сказал бы Эрфинг Гофман, «территорию самости» – чтобы защитить себя[12].
В этот момент вступает в действие еще один механизм, как правило оказывающий фатальное воздействие. Когда мы делаем что-либо, охваченные противоречивыми чувствами, то стремимся оправдаться перед самими собой, договориться со своим собственным обликом себя. Поэтому зачастую нам кажется более правильным повторить свое действие, чем исправить его, поставив его правильность под вопрос. То есть, отвернувшись один раз, человек с большей вероятностью в аналогичной ситуации отвернется второй, третий и четвертый раз. С каждым разом вероятность того, что он когда-нибудь поступит иначе, падает.