— Но разве ты не читал газет? — воскликнула Дженни.
— Ни одной. Мы не получаем ничего, кроме «Санди пейперз». Поэтому начни с того, кто такая Дженни Уинделл…
И Дженни рассказала ему.
Когда она закончила, Дерек воскликнул:
— Черт возьми!
Дженни сказала:
— Ужасно, правда?
— Ужасно? Да нет, конечно. Это потрясающе.
— Ты не возражаешь… — робко спросила Дженни.
— Возражаю? О Роберт Льюис Стивенсон, о Артур Конан Дойл, о Фримен, Харди и Уиллис[22], то есть, Фримен Уиллс Крофтс[23], благодарю тебя. То есть вас.
— Я поступила ужасно глупо?
— Ты поступила очаровательно мудро. Если есть что-то более очевидное, чем все остальное, в этом мире — а, разумеется, что-то всегда бывает более очевидным, — так это то, что некоторые вещи нельзя объяснить полисменам. Для того чтобы убедить одного за другим полисмена, инспектора, коронера, адвоката и барристера в том, что вы с Гусаром были так поглощены беседой друг с другом, что ты, не посмотрев, вошла не в тот дом, понадобится около девятнадцати лет, и ты все равно останешься на том же месте. Нет, жизнь изгнанника гораздо лучше.
— Да, я думаю, это было бы сложно.
— Просто невозможно. Еще одна история в семействе Фентонов приключилась со мной. Когда я был маленьким, у меня был абердинский терьер. Однажды я упустил его, и отец попросил местного полисмена сказать, если вдруг кто-нибудь найдет пса. На следующий день полисмен пришел к нам, отсалютовал и сказал: «Сэр, я должен сказать, что животное, о котором идет речь, в последний раз видели следовавшим в направлении Чорлтона-кам-Харди». Представь только, насколько нужно ничего не понимать в абердинских терьерах, чтобы сказать такую вещь, ты поймешь, как прозаична наша полиция.
Но Дженни представляла себе не абердинского терьера, следовавшего в направлении Чорлтона-кам-Харди, она пыталась вообразить Дерека маленьким мальчиком, грустившим по пропавшему другу…
— А теперь, — произнес Дерек, — к делу.
— К делу? — переспросила Дженни, вдруг очнувшись.
— Да. Что мы собираемся делать?
— Не знаю. Я думала, может быть, ты знаешь.
— Тогда дай мне подумать.
Дженни дала ему подумать. Ей тоже хотелось подумать. О том, как чудесно, когда кто-то думает за тебя…
— Первым делом, — сказал Дерек, — надо непременно выяснить, что происходит в Лондоне. Поэтому сегодня ближе к вечеру можно будет увидеть, как я следую в направлении Мейдстоуна, где закуплю все утренние газеты.
— Ой! — вдруг воскликнула Дженни.
— Что «ой!»?
— Я только что вспомнила! Я же просила Нэнси написать мне на почту в Танбридж-Уэллсе.
— Ой! Прекрасно, в таком случае я проследую в направлении Танбридж-Уэллса и закуплю все утренние газеты там.
— И получишь мое письмо?
— И получу твое письмо.
— А тебе его отдадут?
— Надеюсь.
— Я могу с тобой поехать?
— Лучше не надо. Детективы могли проследить тебя до Танбридж-Уэллса.
— Я выгляжу совсем по-другому. Правда. Я хочу сказать, прическа… совсем другой вид.
Дерек посмотрел на нее.
— Я узнаю тебя где угодно, будь ты Дженни Уинделл, Глория Харрис, Наоми Фентон, дриадой, наядой или ореадой. Несмотря на то что ты сделала со своими волосами.
— Ну, ты, — протянула Дженни, словно это было совершенно естественно.
— Да, я. Ты должна дать мне записку, в которой бы говорилось, что твой брат Уилбрахам Харрис из «Уилбрахам Харрис и компания», импорт консервированных фруктов, должен взять для тебя письмо. Я принесу письмо и газеты и мы проведем за ними весь вечер. Согласна?
— Да, — ответила Дженни.
— Прекрасно. Ну, а что с Уоттерсонами? Какие бы они ни были старики, они не могли не заметить, что ты покинула Сент-Джонс-Вуд.
— Да, я понимаю. Они беспокоятся.
— Хорошо, значит нужно дать им знать, что ты в безопасности. Хочешь, я позвоню мистеру Уоттерсону? Анонимно?