Соотносится ли с титулом «каган» в свете нового подхода к определению его значимости в период образования Древнерусского государства какой-либо особый символ? Можно предположить, что символ, как и сам титул, является отражением существовавших в то время знаковых систем, которым соответствовали представления о символах в тамгообразном воплощении.
Тамги тюркского характера, в том числе хазарские, в настоящее время усиленно изучаются отечественными и зарубежными (в частности, болгарскими) археологами[200], причем авторы выявляют значительное сходство в начертаниях знаков, нанесенных на идентичные предметы из южнорусских и болгарских земель.
Поскольку русские правители до конца XI в. именовались «каганами», помещение двузубца и трезубца, составляющих основу тамгообразных знаков (знаков собственности) Хазарии, как знака власти (и собственности) прежде всего на княжеские монеты – атрибуты власти кажется вполне естественным. Давать какое-либо толкование двузубцу, трезубцу в лучшем случае бесперспективно. Как курьез рассматривали разные версии расшифровки оборотной стороны первых русских монет авторы многотомного труда о средневековых монетах – в отношении трезубца, как писали они, сменяют друг друга предположения: от норманнской шапки до схематического голубя – Святого Духа[201].
Тамгообразные знаки исчезают из государственной атрибутики Руси приблизительно тогда же, когда и титул русского правителя «каган»; во всяком случае, к началу XIII в. система отпятнышей в знаках Рюриковичей сходит на нет[202], что означает охлаждение князей к этим знакам.
Характер титула русских правителей и анализ изображений на их первых знаках власти позволяет более внимательно оценить утверждающуюся в современной историографии концепцию Русского каганата, существовавшего, скорее всего, в Днепровско-Донском регионе[203] в IX в.
Нельзя не сказать несколько слов и о произведениях искусства, возвеличивающих верховную власть правителей Руси. В Древнерусском государстве, так же как и во многих странах, входящих в византийский культурный регион, можно отметить черты так называемого императорского искусства, в основе которого лежит официально-портретное изображение правителя (помещение его изображения в определенном месте, в привычном виде или в предписанной позе, в одеждах и с регалиями, свойственными его положению)[204]. А. Грабар отмечал, что в греческих, славянских, румынских и кавказских государствах, управлявшихся подражавшими василевсам властителями, официальное искусство монархов вдохновлялось константинопольскими образцами. В Византии пропаганда образа императора как носителя власти прошла несколько этапов: в более ранний период – триумфатора, со второй половины IX в. благодаря влиянию церковного искусства главной задачей стало показать василевса перед Богом (сюжеты: коронация императора Иисусом Христом, сцены моления императора и т. д.; на монетах с этого времени наблюдается нивелирование портретности). В древнерусском искусстве имеются подобные сюжеты, например изображение князя Ярослава Владимировича, преподносящего модель церкви Иисусу Христу, на Нередицкой фреске XII в.
К символам власти Грабар относит изображение не только фигуры императора, но и членов его семьи. С подобными изобразительными сюжетами нас также знакомит древнерусское искусство: это изображение семьи Ярослава Мудрого на фреске Софийского собора в Киеве, Святослав Ярославич с семьей – в «Изборнике Святослава» и др.
Традиция аналогичных изображений с заложенной в них глубокой идеей государственности утверждается и в СевероВосточной Руси: это изображение Великого князя Василия I Дмитриевича с супругой Софьей Витовтовной на Большом саккосе митрополита Фотия (начало XV в.) «по соседству» с византийским императором и его супругой, изображение Великого князя Ивана III Васильевича с семьей на шитой пелене 1498 г., на иконе «Богоматерь Боголюбская» начала XVI в. и т. д.