После монашества первое место в сфере льготного землевладения занимало боярство, то есть служилое потомство владетельных удельных князей и высший слой старинных слуг московских государей, издавна несший придворные службы и призываемый в государеву думу. А рядом с боярством стояли московские дворяне, составлявшие вместе с низшими придворными чинами, стряпчими и жильцами, особый военный корпус, ближайший к государю и привилегированный. Состав этой высшей служилой среды можем приблизительно определить по уцелевшим спискам 1577 и 1611 годов, а размеры ее земельного владения уясняются нам, кроме случайных указаний грамот и писцовых книг, любопытным документом 1613 года, в котором особенно ценны указания на «старые вотчины» служилых людей. Этих старых вотчин к концу XVI века и началу XVII вообще было немного даже у очень родовитых и сановных людей, и все они тянулись за поместьями наравне с людьми рядовыми и «обычными». Трудно, конечно, следить за мобилизацией служилых вотчин в XVI веке, но общее направление ее, отлив вотчинных земель из служилых рук в монастыри и за государя, вряд ли может подлежать сомнению после мелочного исследования судеб княженецких вотчин в Замосковье. Естественно, чем меньше оставалось в служилых семьях старых наследственных земель, тем сильнее сказывалась нужда в поместьях и яснее выступала наклонность осваивать поместья в качестве выслуженных вотчин «государева данья». Недаром XVI век считается временем развития этих новых видов земельного владения в Московском государстве: можно сказать, что к концу XVI столетия все служилые землевладельцы даже высших чинов были гораздо более помещиками, чем вотчинниками. Что же касается до провинциального служилого люда, то он почти исключительно сидел на поместьях, особенно в городах к югу от Москвы.
Служилое землевладение было распространено по всем замосковным уездам: уцелевшие до нашего времени десятни содержат в себе списки служилых людей 30 замосковных городов от Галича и Пошехонья до Каширы и Коломны, от Старицы и Ржева до Мурома и Нижнего Новгорода. По писцовым книгам также знакомимся с общим распространением поместных владений во всем Замосковье. Не только черные земли всей массой обращались в пользование служилого люда, но поместья давались и из дворцовых земель великого государя. За исключением волостей и сел, оставшихся в прямом управлении государева «дворца», и за исключением черных земель, приписанных к посадам, вся масса земли в замосковном пространстве была к концу XVI века передана в руки частных владельцев и изъята таким образом из распоряжения тяглого землевладельца. Тяглая община, попадая под власть вновь водворяемого государством на ее земле привилегированного землевладельца, не всегда теряла свою общинно-податную организацию. Не только от XVI века, но и от времени позднейшего дошли до нас намеки на то, что сельский «мир» сохранял свое устройство и свои порядки в крупных государевых и частных вотчинах, хотя и здесь он подчинялся контролю и руководству приказчиков. Но там, где вотчинные и поместные участки были мелки и землевладельцы сидели в тесном соседстве одни с другими, там межи их владений разрезали старую податную волость на много кусков, и вотчинная власть разных хозяев уничтожала единство мирского устройства, заменяя податную общину частновладельческим хозяйством и круговую поруку тяглецов перед государством личной ответственностью их перед землевладельцем[12].
III
Города «от Немецкой украйны»
Из центральной полосы Московского государства перенесемся в западную его часть – в города «от Немецкой украйны»: так называли москвичи старые области Великого Новгорода и Пскова с их пригородами. Область Пскова называлась просто уездом; область Новгорода делилась на пятины, а пятины, в свою очередь, на половины, представлявшие собой самостоятельные губные округа. К тому периоду времени, который мы изучаем, ко второй половине XVI века, старая новгородская территория пережила уже много общественных перемен и потрясений. Вековые порядки, сложившиеся в пору самостоятельного существования Новгорода, были сломлены во время московского завоевания, во-первых, резким ударом, который был направлен на вершины новгородского общества и уничтожил крупное землевладение в крае и крупные капиталы на новгородском рынке, а во-вторых, рядом длительных мероприятий, исподволь переделавших середину и низ новгородского общества на московский лад. В течение столетия, прошедшего со времени присоединения Новгорода к Москве, московские порядки в Новгороде стали крепки настолько, что никому и никогда не приходило в голову оправдывать «разгром» Новгорода Иоанном Грозным как действительную политическую необходимость. В XVI веке в Новгороде уже не было вовсе тех общественных элементов, которые могли бы вести Новгород к отпадению от государства в старую вольность; эти элементы были или истреблены или «сведены» в другие государевы города; напротив, высший слой новгородского населения, служилые землевладельцы, во множестве заменившие собой новгородских землевладельцев-бояр и «софиян», были опорой московской власти в крае и в значительной своей части даже происходили из Замосковья. Известно, как московское правительство образовало этот военный землевладельческий класс, на который была возложена обязанность защищать край от внешних врагов и поддерживать в нем авторитет и силу правительства. Из взятых на государя при покорении Новгорода земель боярских и церковных образован был земельный фонд, из которого и были раздаваемы вотчины и поместья «детям боярским москвичам», переведенным из московского центра на новгородские окраины. В то же время на государеву службу верстались и местные мелкие землевладельцы «земцы»; превращаясь в служилых вотчинников, «детей боярских земцев», этот люд выигрывал в том отношении, что менял низшее общественное положение на высшее, становился на вершине местного общества. На этот-то смешанный из туземных и пришлых элементов служилый класс и опиралась главным образом московская власть, имея в нем и военную силу, и административный штат для местного управления. Лишенный всяких политических воспоминаний и аристократических традиций новгородских, привязанный к Москве происхождением или же обязанный ей карьерой, этот класс стал надежным слугой московской власти. Политическое торжество Москвы было, таким образом, полным и безусловным, и мы должны оставить всякую надежду отыскать в Новгородском крае второй половины XVI столетия сколько-нибудь верные и определенные признаки политического брожения и сепаратизма.
12
Н.Д. Чечулин, «Города Московского государства», с. 326, 317. – «Журн. Мин. нар. просв.», ч. 269, с. 150–153. – В.О. Ключевский, «Боярская дума», изд. 3, с. 276. – С.В. Рождественский, статьи в «Журн. Мин. нар. просв.», ч. 299, с. 70–83 и в «Записках Имп. археол. общества», т. VII, вып. 1 и 2, с. 1–17. – B.Н. Сторожев, «Указная книга Поместного приказа», М., 1889, с. 76, 77, 188–189. – Акты Моск. гос., I. № 26. – Н.П. Лихачев, «Боярский список 1611 года» (сборник Археолог. института, VI). – Чтения Имп. общ. ист. и др., 1895, 1, «Докладная выписка о поместьях и вотчинах 1613 года». – «Описание документов и бумаг архива М. юстиции», кн. VII, «Опись десятен», с. 116–118. – A. Лаппо-Данилевский, «Организация прямого обложения», с. 92. – C.В. Рождественский, «Служилое землевладение в Московском государстве в XVI в.», СПб., 1897, гл. I и II.