Известная толика ощупывания необходима – во всяком случае, человеку – перед достижением нормальной сексуальной цели. Общеизвестно, каким источником удовольствия, с одной стороны, является прикосновение к коже сексуального объекта – и какой приток возбуждения, с другой стороны, эти ощущения обеспечивают. Поэтому задержка на ощупывании, при условии, что половой акт вообще состоялся, вряд ли может быть причислена к перверсиям.
То же самое верно в отношении разглядывания – действия, производного, по сути, от ощупывания. Визуальное впечатление остается самым частым способом пробуждения либидозного возбуждения, а естественный отбор полагается на доступность такого способа – если, конечно, следовать подобному телеологическому подходу – и направлен на поиски красоты в сексуальном объекте. Прогрессирующее вместе с обществом сокрытие тела поощряет сексуальное любопытство, которое стремится как бы завершить облик сексуального объекта разоблачением скрытых частей. Впрочем, оно может отвлекаться («сублимироваться») на художественные цели, если удается перевести интерес с гениталий на форму тела в целом[34]. Задержка на этой промежуточной сексуальной цели сексуально подчеркнутого разглядывания свойственна большинству нормальных людей; более того, она дает возможность направить известную часть своего либидо на высшие художественные цели. С другой стороны, страсть к разглядыванию[35] становится перверсией, если а) она ограничивается исключительно гениталиями или б) связана с преодолением отвращения (как в случае вуайеристов, людей, подглядывающих за отправлением естественных потребностей); или же в) такая страсть вытесняет нормальную сексуальную цель, а не готовит человека к достижению последней. Третье условие особенно выражено у эксгибиционистов, которые, если доверять результатам ряда анализов, показывают свои гениталии для того, чтобы в качестве ответной услуги увидеть гениталии другого[36].
При перверсиях, направленных на разглядывание и показывание себя, проявляется крайне необычная особенность, которая будет занимать нас еще больше при описании следующего отклонения: в этих случаях сексуальная цель обретает две формы – активную и пассивную.
Силой, противостоящей скопофилии, но порой ею побеждаемой (сходно с тем, что мы наблюдали при отвращении), выступает стыд.
Самая распространенная и значимая среди всех перверсий – склонность причинять боль сексуальному объекту и ее противоположность – удостоилась от Краффт-Эбинга названий, соответственно, «садизм» и «мазохизм», в своей активной и пассивной формах. Другие авторы (см., например, у Шренк-Нотцинга, 1899) предпочитают более узкое обозначение «алголагния»[37], подчеркивающее удовольствие от боли и жестокость, тогда как в названиях, выбранных Краффт-Эбингом, на передний план выдвигается именно удовольствие от любых проявлений унижения и покорности.
Что касается активной алголагнии, или садизма, ее корни легко выявляются в нормальном поведении. Сексуальность большинства мужчин содержит элемент агрессии, стремления подчинять, биологическое значение которого, пожалуй, состоит в необходимости преодолевать сопротивление сексуального объекта иными способами, кроме как посредством ухаживания. В таком случае садизм будет соответствовать агрессивному элементу сексуального влечения, который обрел самостоятельность и занял главенствующее положение благодаря смещению.
В обычном словоупотреблении определение садизма применяется как к случаям, когда налицо активная или насильственная установка по отношению к сексуальному объекту, так и к случаям, когда удовлетворение достигается исключительно от унижения объекта и жестокого с ним обращения. Строго говоря, только последний крайний случай имеет право называться перверсией.
Сходным образом термин «мазохизм» охватывает все пассивные установки по отношению к сексуальной жизни и к сексуальному объекту, а крайним их выражением служит удовлетворение от восприятия сексуальным объектом физической или душевной боли. Мазохизм как перверсия, по-видимому, больше отдален от нормальной сексуальной цели, чем его противоположность; можно усомниться в том, возникает ли он исходно, – быть может, он проявляется, скорее, вследствие трансформации садизма[38]. Нередко можно увидеть, что мазохизм представляет собой не что иное, как продолжение садизма, обращенного против собственной персоны, которая, отметим отдельно, занимает место сексуального объекта. Клинический анализ предельных случаев мазохистской перверсии показывает, что тут присутствует сочетание целого ряда факторов (например, кастрационного комплекса и чувства вины), которые преувеличивают и фиксируют первоначальную пассивную сексуальную установку.
34
Как кажется, не подлежит сомнению, что понятие «красоты» коренится в сексуальном возбуждении и первоначально означало «источник сексуальной прелести». Здесь стоит упомянуть о том, что сами гениталии, вид которых вызывает сильнейшее сексуальное возбуждение, никогда не воспринимаются как «красивые». –