С другой стороны, мы должны признать – и можем убедить себя посредством психологического наблюдения за окружающими, – что те же самые впечатления, которые мы позабыли, оставляют глубочайшие следы в нашей душевной жизни и оказывают определяющее воздействие на наше дальнейшее развитие. Следовательно, нельзя всерьез рассуждать о подлинном уничтожении детских впечатлений; нет, речь идет об амнезии, сходной с той, какая отмечается у невротиков в отношении более поздних переживаний: сущность ее заключается в недопущении впечатлений в сознание, то есть в вытеснении. Но какие силы осуществляют это вытеснение детских впечатлений? Тот, кто разрешит эту загадку, объяснит, пожалуй, и истерическую амнезию.
Между тем необходимо еще отметить, что существование инфантильной амнезии обеспечивает новую точку соприкосновения между душевным состоянием ребенка и психоневротика. Выше уже описывалась иная точка соприкосновения, когда излагалась формулировка, гласящая, что сексуальность психоневротиков сохраняет детский характер или возвращается к нему. Не следует ли, в конце концов, и саму инфантильную амнезию сопоставить с сексуальными побуждениями детства?
Вдобавок связь инфантильной амнезии с истерической представляет собой нечто большее, чем простую игру разума. Истерическая амнезия, которая возникает благодаря вытеснению, объясняется только тем обстоятельством, что индивидуум уже обладает богатством воспоминаний, неподвластных сознательному распоряжению и притягивающих к себе, по ассоциативной связи, тот материал, каковой удаляют из сознания силы вытеснения[61]. Можно утверждать, что без инфантильной амнезии не было бы истерической амнезии.
Итак, инфантильная амнезия, превращающая у каждого человека его детство, так сказать, в нечто наподобие доисторической эпохи и скрывающая от него начало его собственной половой жизни, несет ответственность за то, что детскому возрасту не придают значения с точки зрения развития сексуальной жизни. Единичный наблюдатель не в состоянии заполнить пробелы в нашем знании, возникающие таким образом. Еще в 1896 году я подчеркивал[62] значение детских лет для возникновения некоторых важных явлений половой жизни – и с тех самых пор не переставал указывать на значимость инфантильного фактора в сексуальности.
Период сексуальной латентности в детстве и его прерывания
Чрезвычайно частые сообщения о явлениях, которые описываются как нерегулярные и исключительные сексуальные побуждения у детей, наряду с обращением к прежде неосознаваемым детским воспоминаниям невротиков, позволяют нам обрисовать приблизительную картину сексуального поведения в детском возрасте[63].
Кажется несомненным, что зачатки сексуальных побуждений присутствуют уже у новорожденных и продолжают развиваться в течение какого-то времени, но затем все больше и больше подвергаются вытеснению – которое, в свою очередь, порой прерывается вследствие поступательного сексуального развития или может задерживаться из-за индивидуальных особенностей. О закономерностях и периодичности этого «прерывистого» развития нельзя ничего утверждать наверняка. Впрочем, представляется, что сексуальная жизнь детей в возрасте приблизительно трех или четырех лет уже обретает форму, доступную для наблюдения[64].
В этот период полной или частичной латентности складываются те душевные силы, которые позднее начинают препятствовать сексуальному влечению и, подобно плотинам, обуздывать его поток, – отвращение, чувство стыда, эстетические и моральные идеалы. Из общения с воспитанными детьми создается впечатление, что сооружение этих плотин во многом происходит через образование, и нет сомнений в том, что оно и вправду во многом этому содействует. Однако на самом деле развитие обусловлено органически, зафиксировано наследственно и порой может протекать без всякого содействия воспитания. Образование и воспитание отнюдь не выходят за пределы отведенной им области и покорно следуют за органически предопределенным процессом, придавая тому более четкое и глубокое выражение.
Какими средствами создаются эти конструкции, столь важные для последующей жизни человека культурного и нормального? Возможно, они порождаются самими инфантильными сексуальными побуждениями, деятельность которых не затихает даже в этот латентный период (но их энергия, полностью или по большей части, отводится от сексуального назначения на другие цели). Историки общества склонны, по-видимому, считать, что благодаря такому отклонению сил полового влечения от сексуальных целей и направлению их на новые цели приобретаются важнейшие элементы всех культурных свершений; этот процесс заслуживает обозначения «сублимация». Здесь можно добавить, что сходный процесс разворачивается в развитии отдельного индивидуума, а его истоки нужно помещать в период сексуальной латентности в детстве[65].
61
В механизме вытеснения нельзя разобраться без учета сразу обоих этих взаимодействующих процессов. Их можно сравнить со способом, каким туристов поднимают на вершину Большой пирамиды в Гизе: с одной стороны человека подталкивают, а с другой – тянут. См. работу «Вытеснение» (1915). –
63
Мы можем использовать материалы второго источника, поскольку вправе ожидать, что детские годы будущих невротиков вряд ли существенно отличаются от детских лет будущих здоровых людей. Они различаются, по сути, только насыщенностью и отчетливостью впечатлений. –
64
Возможную анатомическую аналогию с развитием инфантильной сексуальной функции обнажает, на мой взгляд, открытие Байера (1902), что внутренние половые органы (та же матка) у новорожденных, как правило, больше, чем у детей старшего возраста. Однако еще не сложилось общего мнения по поводу такой инволюции после рождения (Хальбан показал, что данное правило применимо и к другим частям генитального аппарата). Согласно Хальбану (1904), процесс обратного развития завершается после нескольких недель внеутробной жизни. Авторы, которые трактуют интерстициальную часть половой железы как орган, определяющий пол, в результате анатомических исследований склонны рассуждать об инфантильной сексуальности и латентном сексуальном периоде. Приведу цитату из книги Липшютца (1919): «Куда более справедливым будет указать, что созревание половых признаков, имеющее место в пубертате, основывается лишь на существенно ускоренном протекании процессов, которые начались значительно раньше, – по нашему мнению, еще внутри утробы». И далее: «То, что до сих пор просто определяли как пубертат вообще, является, по-видимому, второй из важных стадий пубертата, которая начинается в середине второго десятилетия жизни… Детский возраст от рождения до начала этой второй стадии можно было бы назвать «промежуточной стадией пубертата»». На это совпадение анатомических данных с психологическим наблюдением обращается внимание в рецензии Ференци на книгу Липшютца, но целостность выводов здесь нарушается указанием на то, что «первый пик» в развитии сексуального органа приходится на ранний эмбриональный период, тогда как ранний расцвет детской сексуальной жизни следует относить к третьему-четвертому годам жизни. Полного совпадения во времени анатомического формирования и психического развития ожидать, конечно, не приходится. Указанные исследования проводились на человеческих половых железах. Поскольку у животных латентного периода в психологическом выражении не бывает вовсе, было бы полезно установить, можно ли выявить у высших животных те же анатомические подробности, на основании которых авторы предполагают наличие двух «пиков» сексуального развития. –