102. РАСТИТЕЛЬНЫЕ ЭПИФАНИИ
Божество, проявляющееся в дереве, это — мотив, проходящий через все ближневосточное пластическое искусство; его можно также найти во всей Индо–Месопотамской — Египто–Эгейской области[1119]. Чаще всего это выражается в эпифании какого‑нибудь божества плодородия. Космос открывается нам как проявление творческих сил бога. Так в Мохенджо–Даро (в третьем тысячелетии до н. э.) мы находим божественную эпифанию в ficus religiosa;[1120] дерево стилизовано в манере напоминающей месопотамское священное дерево. Даже в ведических текстах мы находим следы растительной теофании. Помимо ашваттхи, символа Космоса, и Брахмана, проявляющегося в дереве (§ 99), можно также различить в тех ведических документах, которые выражают «народный религиозный опыт», т. е. сохраняют конкретные, примитивные формулы веры, другие выражения проявления бога в растительности. «О травы! О вы, которые — матери! Я приветствую вас как богинь!»[1121] Длинный гимн из «Ригведы»[1122] посвящен растениям и имеет особые указания на их лечебные и возрожденческие силы (идея травы жизни и бессмертия). «Атхарваведа»[1123] хвалит растение, называя его «Божество, рожденное Богиней Земли». Та же теофания на растительном уровне объясняет сущность «господина растений», Ванаспати, чей культ упоминается в «Ригведе»[1124]. Благодаря космическому прототипу, из которого происходят их силы, травы облегчают роды, увеличивают производительные силы человека и обеспечивают плодородие и богатство. Вот почему иногда можно наблюдать принесение животных в жертву растениям[1125]. «Шатапатха–брахмана»[1126] формулирует архитектонику производительной энергии в Космосе — она формируется из грома, дождя и растений. Здесь священное проявляется в акте возобновления растительной жизни.
Превосходный пример теофании в дереве — это знаменитый барельеф Ассура[1127], который представляет этого бога, верхней частью тела выходящего из дерева. Рядом с ним «льется вода» из неисчерпаемой вазы, символизирующей плодородие. Коза, атрибут божества, кормится листьями дерева. В египетской иконографии мы находим мотив Дерева Жизни, из которого выходят божественные руки, нагруженные дарами и льющие воду жизни из вазы[1128]. Ясная теофания, иллюстрируемая этими примерами, и мотив «Дерева Жизни» до некоторой степени эволюционировали, и нетрудно увидеть, как это происходит: божество, обнаружившееся в Космосе в форме дерева, — в то же самое время источник возрождения и «жизни без смерти», источник, к которому обращается человек, потому что, кажется ему, здесь он получает основание для надежд, касающихся его собственного бессмертия. Среди отношений внутри структуры, образованной деревом, Космосом и божеством, наличествуют симметрия, ассоциация и слияние. Боги, которых мы называем богами растительности, часто представлены в форме деревьев. Аттис и ель, Осирис и кедр и т. д. Греческая Артемида иногда ассоциируется с деревом. Так, в Лаконии поклонялись мирту под названием Artemis Soteira. Рядом с Орхоменом в Аркадии было деревянное изображение Artemis Kedreatis в кедровом дереве[1129]. Изображения Артемиды иногда украшались ветками. Нам знакома растительная эпифания Диониса, иногда называемая Dionysos Dendritis[1130]. Вспомним также пророческий священный дуб Зевса в Додоне, лавр Аполлона в Дельфах, дикую оливку Геркулеса в Олимпии — это лишь немногие примеры. Однако только в двух местах Греции есть свидетельства культа деревьев: дерево в Кифероне[1131], на которое как будто бы забирался Пенфей, чтобы следить за менадами и которое оракул повелел почитать как бога[1132], и платан Елены в Спарте.
1119
Ср. также: Pestalozza U. Pagine di religione mediterranea. Milan, 1945. Vol. 2. P. 260.
1120
Marshall J. Mohenjo‑Daro and the Indus Civilization. L., 1931. Vol. 1. PI. XII. Fig 18.
1128
Bergema. De Boom des Levens in Schrijft en Historie. Hilversum, 1938. Рис. 91–93; Marconi M. Riflessi mediterranei nella piŭ antica religione laziale. Milan, 1939. Рис. 41, 42.
1131
По Еврипиду (Вакханки, 1050 и сл.: рус. перевод — Еврипид. Трагедии. М., 1969. Т. 2), сам Дионис помог Пенфею забраться на вершину дерева, откуда тот наблюдал за вакханками. Заметившие его поклонницы Вакха–Диониса растерзали Пенфея, в чем можно усматривать традиционный мотив жертвоприношения у священного дерева (см. о Пенфее как растерзанной жертве — Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 332 и сл.).