Frazer J. The Golden Bough. Abridged ed. L., 1922. P. 114 и сл., Schmidt R. Liebe und Ehe in alten und modernen Indien. В., 1904. S. 406 и сл.; Nyberg В. S. 195 и сл.; Boulnois J. Le Caducée et la symbolique dravidienne indoméditerranéenne de l’arbre, de la pierre, du serpent et de la déesse‑mère. P., 1931. P. 8 и сл.; Abbot J. The Keys of Power. A Study of Indian Ritual and Belief. L., 1932. P. 335 и сл.
работы Mannhardt W., Frazer J., Meyer J. J. and Liungman W. quoted in the text Ср.: too Runeberg A. Witches, Demons and Fertility Magic. Helsinki, 1947.
Crooke W. The Holi: A Vernal Festival of the Hindus // FRE. Vol. XXV. P. 55–83; Crooke W. Popular Religion and Folklore of Northern India. L., 1894. P. 342 и сл. (2nd ed. Vol. II P. 197, 318); Meyer J. J. Trilogie, altindische Mächte und Feste der Vegetation. Vol. I (Kama). Zürich; Leipzig, 1937. S. 16 и сл., имеется большая библиография.
Frazer J. The Dying God, везде; Liungman W. Traditionswanderungen: Euphrat‑Rhein. I‑II // FFC. Helsinki. 1937–1938. №118–119, везде; Traditionswanderungen Rhein‑Jenissei. Eine Untersuchung über das Winter- und Todaustragen und einige hierhergehörige Braüche. I // FFC. Helsinki, 1941. №129; Frazer J. Der Kampf zwischen Sommer und Winter // FFC. Helsinki, 1941. №130; Meyer J. J. Trilogie. Vol. I. S. 199 и сл.
Глава IX
ЗЕМЛЕДЕЛИЕ И КУЛЬТ ПЛОДОРОДИЯ
125. РИТУАЛЫ, СВЯЗАННЫЕ С ЗЕМЛЕДЕЛИЕМ
Земледелие в предельно драматическом виде воспроизводит тайну возрождения растительной жизни. Человек действенно участвует и в сельскохозяйственных работах, и ритуалах по поводу них; потому жизнь растений и сакральные силы, заключенные в растительном мире, уже не чужды ему; взращивая и используя растения, он сам приобщается к этим силам. Для «первобытного» человека земледелие, равно как и прочие основные виды деятельности, не является просто профанным занятием. Поскольку оно касается жизни, а его объект есть чудесное развитие этой жизни, обитающей в семени, борозде, дожде и духах растительности, оно в его сознании прежде всего является ритуалом[1331]. Так обстояло дело с самого начала, и так оно обстоит до сих пор во всех аграрных обществах, даже в наиболее цивилизованных областях Европы. Земледелец входит в сферу абсолютной святости и становится ее частью, а его труды имеют космические последствия, ибо они совершаются в рамках космического цикла, а также потому, что год, времена года, лето и зима, пора сева и пора жатвы — все они представляют собой целостные формы, каждая из которых обладает своей собственной, автономной онтологической значимостью.
Отметим вначале крайнюю важность времени и ритмов времен года для религиозного опыта в аграрных обществах. Земледелец имеет дело не только с сакральной сферой пространства (плодородной почвой, силами, действующими в семенах, почках и цветах); его работа также подчинена определенному ходу времени — циклу времен года, являясь его составной частью. Поскольку, таким образом, аграрные общества сильно зависят от замкнутых временных циклов, с ритуалами земледелия всегда тесно связано множество церемоний, в процессе которых провожается «старый год» и приветствуется «новый», изгоняются «болезни» и возрождаются «силы». Сами природные ритмы связывают их в единое целое и усиливают их эффективность. Как результат долгого общения с землей и цикличными изменениями, в ней постепенно возникает некоторый оптимистический взгляд на бытие: смерть представляется не более чем временной модификацией модели бытия; зима — это уже не конец, ибо за ней следует тотальное обновление природы, демонстрирующей новые, безграничные формы жизни; по сути, ничто не умирает — все лишь переходит в состояние первичной материи и отдыхает в ожидании следующей весны. В любом видении мира, основанном на идее ритмов, присутствуют подобные драматические моменты.
Сельский труд — это ритуал, частично потому, что он проводится на теле Матери–Земли и высвобождает сакральные силы растительности; но отчасти и потому, что он неразрывно связывает жизнь земледельца с благотворными или пагубными периодами времени; потому, что этот труд таит в себе опасности (например, гнев духа — хозяина той земли, которую расчищают под пашню); потому, что он предполагает совершение ряда церемоний, различных по форме и происхождению, имеющих целью помочь росту злаков и освятить работу земледельца; наконец, потому, что он приобщает земледельца к сфере, в определенном смысле находящейся «в ведомстве» смерти. Невозможно было бы перечислить здесь даже самые важные типы верований и ритуалов, связанных с земледелием. Эта тема обсуждалась во многих исследованиях, начиная с В. Маннхардта и Дж. Фрэзера и вплоть до А. — В. Рантасало, Й. Мейера и В. Люнгмана. Мы остановимся лишь на самых значимых ритуалах и верованиях, распространенных главным образом в ареалах, изученных наиболее методически, — таких как Финляндия и Эстония, которым Рантасало посвятил пять томов своего исследования «Der Ackerbau im Volksaberglauben der Finnen und Esten mit entsprechenden Gebrauchen der Germanen verglichen»[1332].
1331
При всей очевидности глубинной взаимосвязи производственного и ритуального процессов в архаичных обществах интересны, в частности, наблюдения B.Я. Проппа: интенсивность ритуалов возрастала тогда, когда собственно сельскохозяйственные работы сводились к минимуму — на святки и масленицу (Русские аграрные праздники. Л., 1963). Ср. ниже, о ритуалах завершения жатвы — примеч. 1402 к § 133.