14.18. Иду в буфетную. Прошу какие-нибудь таблетки от изжоги. Когда стюардесса протягивает мне стеклянную трубочку, я роняю ее да еще вдобавок загоняю ногой под кресло. Стюардесса мчится за ней вдогонку. Подносы с чайничками, кофейниками, фужерами остаются без присмотра. Засыпаю в них свой порошок. Поскольку достаточно почти микроскопической дозы, времени хватает с избытком. Стюардесса приносит трубочку. Я благодарю. Иду в туалет. Тщательно очищаю руки от следов порошка, затем протираю лицо лосьоном «Ярдли», который приготовлен к услугам пассажиров. Импортные лосьоны я люблю больше, чем отечественные, хотя по качеству они, может быть, ничем не отличаются друг от друга. Одни только названия чего стоят: «Олд спайс», «Фреш ап», «Эмбасси тонификант», «Кабаллерозо», «Шевалье нуар», «Ли-Танг-Ивори». Мужская свобода и одновременно солидность. Еще раз протираю лицо лосьоном. Возвращаюсь на свое место.
— Не хотите ли воды запить таблетку?
— Нет, спасибо, изжога уже прошла.
— Какой вы напиток заказывали, доктор Вайбшнитт?
— Спасибо, я не хочу пить.
Смуглая и русая стюардессы разносят горячий чай и кофе.
14.27. По времени — пора. Стюард и стюардессы уже отнесли напитки радисту и в кабину пилотов. Для вящей надежности жду еще немного, затем беру «Панч» и на странице юмора читаю: «Взобравшись на трибуну в Гайд-парке, монашка возбужденно толкует о тесной взаимосвязи между страстью заключать пари и потреблением зубной пасты в Новой Зеландии.
— А что вы можете сказать насчет падения рождаемости в Уэльсе? — спрашивает ее какая-то дама в костюме мышиного цвета.
— Это не по моей части, — отвечает монашка, — а если вы мне не верите, готова держать пари. Ставлю свой чепец.
— Ладно, оставьте лучше все как есть, — говорит слушательница и дает монашке четыре шиллинга».
Не могу понять смысл шутки. Переписываю текст. Может, когда-нибудь пойму.
14.32. Поджигаю «Панч», вздымаю его, как факел, и бегу по проходу с криком: «Пожар! Мы падаем! Машина горит!»
Цейлонка в сари вскакивает, барабанит кулаками по стеклу и кричит. «Лихори! — кричит она. — Лихори сунта!» Остальные продолжают сидеть, читают журналы, почти не поднимают глаз.
Смуглая стюардесса подходит ко мне.
— У вас до сих пор изжога?
Не дождавшись ответа, уходит в буфетную.
Я спрашиваю у цейлонки:
— Вы ничего не пили?
— Я только сегодня вечером выпью немного чаю. У нас пост. Рамадан.
— Тогда успокойтесь, — говорю я. — Насчет огня это была просто шутка.
— Вы не джентльмен, — говорит цейлонка и снова садится.
Черные, причудливо обуглившиеся страницы «Панча» величаво плавают в воздухе, опускаясь на подголовники и между рядами кресел.
Стюардессы раздают подносики с едой. Русая откидывает столик перед моим сиденьем и ставит на него подносик. Нам предлагают: бульон по-шотландски из дикой утки с сырными палочками, индюшачью ножку с миндалем, карамельный пудинг с вишнями и тосты с сыром на сладкое.
Цейлонка идет в туалет. Делаю вид, будто хочу взять себе журнал, для чего подхожу вплотную к ее месту и посыпаю транквилизатором лежащий на сиденье платок.
Обрывки сгоревшего «Панча» между тем рассыпались в прах и растоптаны ногами. На белых подголовниках — серый пепел. Никто не протестует. В голове у меня звенит песенка из фильма «В самый полдень»: «Do not forsake me, oh my darling»[28].
Ем, жую, напеваю.
16.02. Пролетаем над Азорами. По расписанию здесь должна быть посадка, но машина сохраняет прежний курс и прежнюю высоту. Русая стюардесса явно пила виски. Я угадываю это по ее дыханию, когда она спрашивает, не желаю ли я купить беспошлинные сигары. Смуглая сбросила прямо в проходе туфли на высоких каблуках и бегает в тапочках. Так удобней, сообщает она. Стюард продает сигареты и французские духи. Под мышками на светлой ткани кителя проступают темные полукружия.
Я сижу как раз над крылом. Иллюминатор здесь снабжен надписью «Emergency Exit — Pull Handle Down — Push Window out!»[29].
19.17. Очевидно, я спал. Часть пассажиров отсутствует. Значительная часть. Осталась примерно треть от тех, кто поднимался по трапу в К… Может быть, машина за те два часа, что я спал, все-таки делала посадку?