Рабочие партии разослали 100 копий в свои отделения. Сущность их реакции отражена в статье в "Кинтрес".
"Мы признаемся в грехе, совершенном еврейской общиной в Палестине, занимавшейся два года мелочами, зависевшей от чудес, не организовавшейся для серьезной работы, не понявшей ценность батальонов и не попытавшейся остаться в легионе до подписания мира. Мы сознаемся в грехе, совершенном батальонами из-за отсутствия предвидения, непонимания собственной ценности, и нас покинувшими.
Человека, предвидевшего и предостерегавшего нас, что можно ожидать и что произойдет, они называли блефующим — и если бы только он оказался не прав"[784].
В те же дни имело место значительное изъявление неподчинения -200 членами легиона. Когда в еврейских деревнях на Севере прошла волна арабских нападений, на помощь отправились группы легионеров под руководством некадровых офицеров.
Их командир, полковник Марголин, как и они, был не готов сохранять пассивность снова, пока атаковали евреев. Он дал увольнительные всем солдатам, желающим помочь. Когда ему выговорило начальство, он настоял на своем: бойцы, добровольцами ушедшие защищать свою страну, заявил он, не могут остаться в стороне, в своих бараках, пока правительство ничего не предпринимает против атак. По стране разошлись слухи, что легионеры собираются атаковать Акрскую крепость, чтобы освободить Жаботинского и его товарищей.
Слухи имели основания, но Жаботинский запретил. Гильнер так описывает обстоятельства. Однажды вечером подавальщик, собиравший тарелки после еды, пришел с новым помощником. Под потрепанной одеждой Гильнер узнал Элиягу Голомба, который приложил палец к губам, зашел на кухню и попросил повидать Жаботинского. Гильнер отправился за Жаботинским, занятым Данте, и оставил его на кухне с Голомбом.
Когда Голомб ушел, Жаботинский сказал Гильнеру: "Легионеры планируют атаку на форт Акра, чтобы освободить нас силой. Голомб считает, что это выведет мир из бездействия. Как ты считаешь?" — "Я против". — "Правильно. Я уже отверг эту идею"[785].
Община продолжала кипеть; неизбежно их гнев направлялся на бездействие сионистского руководства. Сионистская комиссия уже не в состоянии была отмахиваться от широчайшей, практически единогласной поддержки Жаботинского и движения за освобождение заключенных.
Эдер еще раз навестил Жаботинского и на этот раз доложил комиссии и Вейцману конкретные требования Жаботинского. Он хотел повсеместную кампанию не просто по освобождению пленников, но и за отставку британских чиновников, ответственных за погром. Что касается самой комиссии, он настаивал, чтобы она по меньшей мере представила британскому правительству требование об их немедленном освобождении. Жаботинский заявил, что пленники готовы к голодной забастовке "и к более отчаянным мерам".
В комиссии состоялось два заседания.
На первом, 4 июня, требования Жаботинского были приняты большинством из двух (Эдер и доктор Артур Руппин) против одного (Усышкина). На втором заседании, 9 июня, была составлена телеграмма для подачи через Сионистский отдел в Лондоне Ллойд Джорджу:
"Жаботинский и двадцать соратников уже семь недель в тюрьме за попытку спасти жизнь и честь еврейских мужчин, женщин и детей. Они были приговорены за действия, которые были не только одобрены нами, но и нашли бы поддержку не только каждого еврея, но и каждого достойного человека. Мы со всей искренностью взываем к вам изменить эту величайшую несправедливость и приказать немедленно освободить этих людей, приговоренных столь несправедливо"[786].
Вокруг телеграммы состоялось поразительное обсуждение. Текст Эдера включал фразу "приговоренных за действия, которые были не только утверждены нами". Большинство возражало против слова "утверждены", считая, что это повредит комиссии. Эдер заметил, что в конце концов действия Жаботинского были утверждены и что он сам информировал об этом комиссию по расследованию. Однако Усышкин и другие (Руппин и, в этот раз, Бецалель Яффе) настаивали, и Эдеру пришлось смириться[787].
Одновременно каирские юристы Девокшайр, Голдинг и Александер подали апелляцию от имени Жаботинского к главе юридической службы оккупационных войск. Апелляция была отвергнута, несмотря на многочисленные, по их сообщению, важные нарушения в ведении дела.
Угроза голодной забастовки заключенных была реальной. Их нетерпение росло день ото дня; тем не менее, когда Гильнер выдвинул идею о ней, она не была немедленно принята.