Теперь же, в лучшем случае, каждая поправка требовала платы. Великобритания не могла требовать территориальных уступок, обосновывая их военной необходимостью, поскольку ее военные нужды были, по всем данным, разрешены. Следовательно, она могла выдвигать только сионистский довод: экономические нужды еврейского национального очага.
То, что эти нужды представляли первостепенную важность, доказывать не приходилось.
"Экономическое будущее всей Палестины зависит от водных ресурсов на севере и востоке, — писал Вейцман в одном из многочисленных воззваний и к британским, и к французским официальным лицам. — В полузасушливой стране, какой является Палестина, не обладающей топливом, вода для ирригации и для энергетических нужд незаменима для какого бы то ни было экономического прогресса. Без этого ни сельское хозяйство, ни индустрия не могут существовать или развиваться".
"Верховье Иордана и ее истоки, и Ярмук с ее притоками, не говоря уже о водах Литани, которые оспариваются Францией по соглашению Сайкса — Пико, не могут быть отрезаны от Палестины, не нанеся тяжелый, а может быть, и непоправимый урон ее экономической жизни"[834].
Для самих британцев привлекательным было не только расширение их владений в Палестине, но и то, что водные ресурсы значительно укрепили бы жизнеспособность страны. Это могло освободить Великобританию от большой части, а то и всего финансового бремени правления и, учитывая динамичное еврейское развитие, могло превратить мандат в доходное дело.
К несчастью, эти соображения только ужесточали упорство французов. Правда, на протяжении всех длительных переговоров в 1920-м французы утверждали, что эти водные ресурсы требуются им самим, но необоснованность этого была очевидна. Как писал Вейцман в письме к Ллойд Джорджу: "Мнение незаинтересованных экспертов подтверждает, что дискутируемая территория не представляет собой ценности для территорий к северу, в то время как она является жизненно необходимой для Палестины". Эта позиция была безоговорочно подтверждена последующим ходом истории.
Вежливые дипломатические фразы временами могли вводить в заблуждение Соколова, чьи усилия в Париже были практически непрестанными. Они, возможно, обманули и Вейцмана в его переговорах с французским руководством. Фактически в Париже с течением времени все меньше считались с сионизмом или принимали во внимание явно решающие условия для успеха его предприятия. Внутренние французские документы полны откровенного антисемитизма, неразборчивого усвоения арабской пропаганды и даже ядовитых личных нападок на сионистских вождей. Робер де Кэ, генеральный секретарь французского представительства в Дамаске и ветеран антисионистских сообщений, заявляет в характерном письме к своему начальству в Париж, что вожди сионизма "фанатики" и что "многие" из них — "большевики"[835].
Он выносит свое суждение всего спустя неделю после того, как Вейцман отправил ему телеграмму, пытаясь убедить, что французская "несгибаемая позиция по поводу северной границы может оказаться серьезным ударом по сионистскому и еврейскому начинанию". Он добавил, что "мировое еврейство полагается на французскую широту и сочувствие в этом трудном кризисе"[836].
Де Кэ очень скоро в открытую продемонстрировал свою "широту и сочувствие". Вейцман вынужден был опротестовать заявление, сделанное де Кэ в прессе, что "евреи прибывают в Палестину, скупают земли, растаскивают имущество населения; они стремятся изгнать истинное население и контролировать экономическую деятельность правительства"[837].
Соколов вспоминал впоследствии, что на каком-то этапе французы изобрели довод, казавшийся им более убедительным для отказа сионистам в их просьбе. "Французы, — сказал он, — обещали содействие, как только они убедятся в успехе сионистского начинания. Теперь же они не хотят идти на уступки, которые пойдут на пользу Англии в случае, если планы сионистов воплощены не будут"[838].
В то же время они выражали готовность пойти на уступки, но только в обмен на британские уступки в чем-то другом.
В 1920 году был момент, когда Клемансо смягчил свой подход. Его "отказ от Палестины" в декабре 1918-го, получив огласку, шокировал чиновников во французском Иностранном отделе, и, несомненно, это они подогревали атаки оппозиции на Клемансо. Его "слабость", однако, была основана на принципе. В течение всей своей долгой карьеры он воздерживался от усиления французского влияния на Востоке. "Зачарованный нашей границей на Рейне, — пишет французский историк того периода, — он стремился к обретению от Великобритании поддержки, идя на уступки ей в Азии"[839].
834
Французские документы Иностранного отдела, Левант — Е 312/4, том III, 19 октября и 3 ноября 1920 г.