"Расширение еврейского государства при Иоханане Гиркане (135–105 до н. э.) должно было дать многим евреям возможность вернуться в привлекательную провинцию, не боясь преследований, и либо этот правитель, либо его преемник присоединил к своим владениям Галилею. Вскоре после этого, в 104 г. до н. э. Галилея проявила достаточную лояльность к еврейскому государству, чтобы свергнуть сильного захватчика. В начале следующего правления, Александра Янная, Галилея насквозь еврейская.
Естественные границы (курсив оригинала) Галилеи очевидны: на юге, равнина Эздрелона; на севере глубокое ущелье Литани или Касимми, отделяющие Ливан"[845].
Не менее важно и то, что Ллойд Джордж не был откровенен со своими собственными подчиненными.
9 ноября 1920 г. Керзон еще пишет Ванситарту: "Правительство Его Величества не готово заключить соглашение без необходимых проектов по будущему использованию вод Ярмука и Литани Палестиной, что может оказаться весьма жизненно важным для экономического развития страны и создания национального очага для евреев"[846].
Затем, спустя три недели, на заключительном заседании с французами, Ллойд Джордж раскрыл, что дипломатические усилия целого года со всеми его многочисленными неприятными этапами были тратой времени и сил. Он заявил, что уже в декабре 1918-го (то есть за девять месяцев до "изучения" книги Адама Смита) "достиг соглашения с господином Клемансо, что границы Палестины будут историческими "от Дана до Беэр-Шевы". Он был готов следовать этому соглашению и не мог поддержать притязания сионистов на расширение территорий вне исторической Палестины"[847].
Бертелло привнес затем собственную перспективу эксперта. Явно в насмешку, он заявил, что "изучил работы великого историографа сэра Джорджа Адама Смита, и что Смит ясно продемонстрировал, что Палестина никогда не превышала границы от Дана до Беэр-Шевы". Он занялся этими исследованиями, добавил он, "по просьбе Ллойд Джорджа"[848].
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ЧУВСТВО подавленности, на которое Жаботинский жаловался вскоре после прибытия в Лондон, перешло в более конкретное недомогание. Он пишет Иоффе в "Гаарец" с просьбой не платить ему жалованье, поскольку не дал ни одной статьи. "Я не писал, потому что не мог. Какая-то маленькая пружина в моей голове сломана и не знаю, когда она восстановится"[849].
Спустя три недели он все еще страдает. "Я очень много занят теперь, — пишет он Белле в торопливой записке, — но хуже всего то, что я устал. Умственно надорвался, иначе не могу назвать. И никакой отдых не помогает. Начинаю серьезно бояться потери работоспособности"[850]. Недомогание, по-видимому, продолжалось. В течение месяцев нет никаких признаков, что он писал для газеты "Гаарец". В апреле снова пишет Иоффе: "Простите мое молчание. Причин, дел и пр. много, но основная причина — органическая усталость, накопившаяся в каждой косточке за последние шесть лет и прорвавшаяся, как только я уехал из Палестины. Боюсь, она вынудит меня оставить сионистскую деятельность окончательно после конгресса"[851].
Как ни странно, это недомогание никак не отражалось на его деятельности, ни в "Керен а-Йесод", который он представлял на бесчисленных митингах по всей стране, ни, как заметил Вейцман, в Комитете по политическим вопросам. Он даже нашел время заняться давно лелеемым замыслом создания издательства в Иерусалиме. Несмотря на все политические переживания, Жаботинский организовал группу для его воплощения. Найдич, Златопольский, Шмариягу Левин — знаменитый писатель и пропагандист сионизма — и всегда верный Зальцман встретились с ним и решили сформировать компанию с капиталом в 50.000 фунтов. Иосиф Коуэн и Джеймс Ротшильд согласились стать директорами. Левин должен был разделять редакторские функции с Жаботинским, озабоченность которого отсутствием хорошей, живой литературы для детей Палестины не ослабевала. Он приступил к изданию книг для детей и школьных учебников, включая ивритский атлас, о котором он давно мечтал. Сроки на этой встрече не обсуждались[852].