Как и некоторые его современники, Стайн был противником идеи легиона. Когда были сформированы еврейские батальоны, он ничего не предпринял для вступления в них. Стайн служил на палестинском фронте, но в обычной британской части. Как и некоторые его современники, он также не относился благосклонно к идее, что враждебной политике Великобритании следует сопротивляться. Так же, как и у них, несогласие со взглядами Жаботинского и его деятельностью вылилось у него во враждебное отношение к Жаботинскому лично. Более того, Жаботинский ему не доверял. Когда Вейцман планировал визит в США весной 1921 года и объявил, что Стайн будет его сопровождать, Жаботинский тотчас запротестовал, обосновывая это тем, что взгляды Стайна расходились с позицией, согласованной между ним и Вейцманом. Вейцман, тем не менее, в Штаты его взял. Теперь, когда Жаботинский был далек от происходящего, Стайн позволял себе игнорировать то, что Жаботинский являлся одним из выборных членов исполнительного совета и маленького комитета по политическим вопросам и что его отсутствие в Англии продиктовано поручением, исключительно важным для движения.
10 февраля 1922 года лондонская "Таймс" напечатала основные положения правительственного проекта конституции для Палестины. Он обеспечивал законодательный совет, состоящий из выборных и назначаемых членов.
Появившаяся в американской печати новость потрясла Жаботинского, которому виделось, что состав предложенного совета обеспечит арабскому населению большинство. Он срочно телеграфировал в Лондон: "Беспокоящие сообщения проекта конституции. Пожалуйста, телеграфируйте суть, инструктируйте секретариат высылать мне всю политическую корреспонденцию от сентября и в будущем".
В ответ Жаботинский получил от Стайна письмо (16 февраля), выдержанное в неожиданном — и настораживающем — тоне. К нему было приложено краткое содержание проекта, опубликованное в лондонской "Таймс", которое Жаботинский уже прочел в "Нью-Йорк Таймс". Исполнительный совет, писал Стайн, получил конфиденциально копию полного текста проекта, но копия Жаботинскому выслана быть не может. Причин несколько. Во-первых, чтобы телеграфировать "подробную выжимку", следовало понести "очень серьезные расходы". В любом случае это было бы впустую, поскольку комментарии исполнительного совета требовались "в ближайшее же время". Это было отклонением от истины. Вейцман получил проект 4 февраля. Соображения исполнительного совета он выслал только 2 марта. В сопроводительном письме он писал, сожалея, что "обстоятельства, от него не зависящие, сделали невозможным для меня уделить внимание этому важному вопросу раньше"[1009]. Следовательно, времени было достаточно, чтобы выслать копию Жаботинскому по почте, а для него — ответить телеграммой и даже письмом. В худшем случае "обстоятельства, не зависящие от Вейцмана", могли и должны были бы со всех точек зрения вызвать необходимость проконсультироваться с двумя членами Сионистского исполнительного совета — и, более того, членами комитета по политическим делам — пребывавшими в Соединенных Штатах. Отдел колоний мог бы и подождать неделю-другую.
Но и это не все. Стайн, рассуждая о третьей причине держать Жаботинского в неведении, продемонстрировал высокомерие, также отразившее его отношение: его позу исключительного для политики классического подобострастия:
"Мы склонны в настоящий момент считать, что, хотя проект нуждается в усилении отдельных моментов, с нашей точки зрения в нем не содержится много того, с чем мы могли бы решительно не согласиться, если вообще этой конституции предстоит осуществиться. Каковы бы ни были наши взгляды на этот последний пункт, они поставили бы нас в оппозицию и к правительству, и к общественному мнению, если попытаемся предотвратить развитие органов самоуправления, и все, что мы можем, это осмыслить ситуацию, какова она есть, и делать все от нас зависящее, в ее рамках"[1010].
1009
Последующая карьера Стайна развивалась логично. Он оставался секретарем исполнительного совета до 1929 г., позже стал президентом Англо-Еврейской Ассоциации — противницы создания еврейского государства.