Услышав это, его любящая старая няня Эвриклея ударилась в слезы и запротестовала:
— Дорогое дитя, кто тебя на такие мысли навел? Зачем тебе таскаться по свету? Ты единственный сын, матери ты дороже зеницы ока, а возлюбленный Зевсом Одиссей давно погиб в дальних странах. Как только ты отвернешься, гости в зале замыслят заговор тебе на погибель, убьют тебя из-за угла и поделят между собой твое добро. Сиди-ка ты лучше во дворце, в родном доме, сторожи свое добро и не шатайся по пустынному морю, не ищи беды себе на голову.
— Не бойся, няня, — отвечал мудрый Телемах, — этот план от бога. Но клянись. что ни слова не скажешь матери, разве что дней через двенадцать, или когда она сама заметит мое отсутствие и спросит тебя. Слезы не идут ей и портят цвет лица.
Старая няня поклялась всеми богами сохранить тайну, нацедила вино в кувшины и насыпала ячменную муку в меха. Телемах же вернулся в общество кавалеров в зал.
Тем временем ясноглазая богиня готовила исполнение плана. Она приняла обличие Телемаха и обошла весь город, сама выбрала два десятка гребцов и уговорила их пуститься в плавание. Она велела экипажу собраться к закату в порту. Корабль она попросила у знатного Ноемона, славного сына Фрония, и тот от души согласился.
Солнце погрузилось в море, и на улицы лег мрак. Афина спустила на воду быстрое судно и сбросила на борт рангоут и снасти галеры. Она пришвартовала судно на крайнем причале порта, а там уже ждал отобранный Афиной экипаж. Сероглазая богиня[11] воодушевила команду и заразила их своим рвением.
Затем она отправилась во дворец богоравного Одиссея и погрузила кавалеров в приятную сонливость. Она усыпляла их, пока чаши с недопитым вином не выпали из их рук, а веки не отяжелели. Пирушка окончилась, и сонные гости разошлись по домам. Ясноглазая богиня приняла вновь обличье Ментора и вызвала Телемаха из дворца.
— Телемах, — сказала она, — твои спутники уже сидят во всеоружии на веслах и ждут твоего появления. Пойдем, не задерживай отправление.
Афина повела его, а Телемах пошел за ней следом. Они вышли на берег и подошли к причалу. Длинноволосые гребцы ждали у корабля. Благородный Телемах обратился к ним:
— Друзья, пойдем, заберем провиант. Я все сложил в доме. Мать ничего не знает, и служанки не в курсе. Я посвятил в нашу тайну только одну женщину.
Он пошел во дворец, и команда последовала за ним. Они захватили провиант и погрузили в трюм галеры, как указал любимый сын Одиссея. Телемах поднялся на борт вслед за Афиной. Она заняла свое место на юте, и он сел рядом с ней. Матросы отдали швартовы, поднялись на борт и разобрали весла.
Яркоглазая богиня вызвала попутный бриз с Запада, и тот запел над темно-винным морем. Телемах скомандовал поставить рангоут, и матросы взялись за дело. Они подняли сосновую мачту, вставили ее в пяртнерс, раскрепили штагами и вантами, подняли белый парус за гарделя и натянули его гибкие сыромятные фалы. Парус раздулся под ветром, темная волна зашипела под штевнем, и судно набрало скорость и выскользнуло в открытое море.
Они поставили паруса, закрепили бегучий такелаж быстрого смоленого корабля и достали чаши для вина. Наполнив их до краев, они возлили бессмертным богам, и в первую очередь ясноглазой дочери Зевса. И всю ночь напролет до рассвета корабль прокладывал себе грудью путь по морю.
Песнь III
Нестор
Покинув воды роскошного Востока, Солнце поднялось на медный небосвод, чтобы осиять бессмертных богов, а заодно и смертных людей, живущих на плодородной земле. Корабль Телемаха вошел в порт Пилоса, величественной цитадели Нелея. На берегу собрались жители и возносили жертвы Потрясателю земли, чернокудрому Посейдону. Они разделились на девять общин, в каждой по пятисот мужей, и каждая община приносила в жертву девять иссиня-черных, без единого пятнышка, быков. Берцовые кости быков, посвященные Богу, горели на огне; а жертвователи ели потроха[12] и внутренности быков.
Мореплаватели направили судно прямо к берегу. Они взяли на гитовы, убрали паруса и пришвартовались. Они сошли на берег вслед за Афиной, а Телемах оставил корабль последним. Сероглазая богиня обернулась к нему и сказала:
— Телемах, твоя застенчивость и робость совершенно неуместны. Ведь ты пересек море для того, чтобы проведать, где зарыты кости твоего отца, и какой конец постиг его. Иди к укротителю коней Нестору, уговори его раскрыть сокровенные тайны сердца. Пусть только поклянется говорить чистую правду. Впрочем, он мудр и не лжив.
11
Стандартный эпитет Афины, означавший в древности «совоокая» — ее часто изображали с головой совы (как волоокую Геру — с головой коровы), а в более поздние времена и попросту как сову.
12
Блюм Джойса любит потроха и внутренности, и начинает день с них. У греков жертвоприношение и хороший обед плавно переходили друг в друга. Естественный человек прошлого не мог принять убийства невинной телки или козы для удовлетворения аппетита убийцы. Телку можно было посвятить богам, а тогда уже и съесть. У мусульман в наши дни остался этот замечательный подход — мясник обязан прочесть молитву-благословение перед убийством животного. Но с богами греки делились по-братски; им отдавали кости и жир, а мясо съедали сами.