С третьей попытки мы вроде бы оказываемся на верном пути: в окружении густого леса и самостроенных деревянных бараков в центре небольшой площади стоит некогда внушительное административное здание (времён аэродрома или это всё же нацистская постройка?). Но отыскать бункер никак не удаётся. Мужчина лет пятидесяти с трёхдневной щетиной, одетый в винно-красный спортивный костюм, красит металлическую дверь красной антикоррозийной краской. Он снова и снова обмакивает лохматую кисть в обрезанную пластиковую бутылку. Парень лет двадцати – по всей видимости, его сын – стоит рядом и явно хочет найти применение своим скудным знаниям английского: «Hello! Where are you from?» – «I’m from Germany» – «Ah, Germany, interesting»[13]. Алексей спрашивает, то ли это место, и если да, где же знаменитый бункер, «ставка Гиммлера». Человек с кисточкой поднимает руку (краска при этом капает на пыльную землю и ему на куртку) и указывает на неприметный барак: «Там!» Теперь мы замечаем поросший мхом бетонный куб метра четыре в высоту и, может быть, пять в ширину. Местные строители воспользовались его прочной внешней стеной и облепили бункер постройками из дерева, гофрированного железа и строительного мусора, сделав его почти полностью невидимым. Симпатичный способ дематериализации «несокрушимых» бетонных стен почти метровой толщины. С обратной стороны бункера, в метре от земли, расположен бирюзовый люк с запорным колесом, напоминающий люки из фильмов о подводных лодках. От человека в спортивном костюме мы узнаём, что административное здание, стоящее на поляне, тоже было частью немецкого квартала. Попытка обследовать территорию дальше (за бункером находится ещё одно большое здание с остроконечной крышей) заканчивается тем, что нас прогоняет целая стая полудиких собак со свалявшейся шерстью. «Они опасны?» – спрашиваю я у человека с кисточкой. «Без понятия», – лаконично отвечает тот, стоя по другую сторону площади.
Польза от путешествия к бункеру Гиммлера кажется мне весьма ограниченной. На обратном пути, не доезжая до моста через реку Гуйва, мы сворачиваем налево и останавливаемся перед кладбищем площадью около половины гектара. Оно огорожено стеной не выше колена. Девять гранитных стел в человеческий рост с обеих сторон плотно исписаны именами погибших немецкого происхождения. По моим осторожным оценкам, это тысячи имён. Немного в стороне, под деревом, отдыхают две молодые женщины. Рядом стоят газонокосилка и прислонённые к стволу садовые инструменты. Женщины улыбаются, оживлённо болтают, доставая из пакета вареники, – поздний обед.
Мы не задерживаемся. Мне не по себе среди этих братских могил. Не потому, что меня шокирует присутствие тысяч мёртвых, точнее их останков, но потому, что я никак не могу избавиться от гнетущего чувства, которое одолевает меня здесь: тысячи преимущественно молодых мужчин погибли за преступный режим. Тысячи молодых немецких мужчин, несмотря на свой возраст, успели принести столько горя. Мне стыдно за своё происхождение – здесь, на этом аккуратном, ухоженном немецком кладбище в украинском Житомире.
Мы молча едем по хорошей дороге – назад в город-герой. Я прощаюсь с Еленой и Алексеем, передаю Павлу пожелания скорейшего выздоровления и беру такси в аэропорт Борисполь.
Несколько дней спустя в почте обнаруживается письмо от Константина из Ирпеня. Я переслал ему фотографии деда – по крайней мере, те, что, на мой взгляд, могли быть сняты во время «русской кампании» – и попросил ещё раз посмотреть, не узнает ли он что-нибудь. И Константин действительно узнал – монастырь Кармелитов Босых в Бердичеве. К письму он прикрепил вордовский документ с фотографиями разных десятилетий прошлого века, а также русскоязычный текст об истории монастыря. На фотографии Карла – это становится ясно, когда я сравниваю её с присланными довоенными изображениями – видны разрушения: главная башня лишилась стропил, боковая, меньшего размера, наполовину разрушена. В приложенном тексте содержатся пояснения: во время Второй мировой войны Мариинский костёл сильно пострадал, в 1941 году пожар уничтожил икону Пресвятой Девы Марии и монастырские постройки. Я горячо благодарю Константина за отправленные материалы и одновременно выражаю сожаление, что этот значимый монастырь – согласно тексту, главная достопримечательность города – был уничтожен моими предками.