Тони и Карл неохотно покидали свой остров. Они почти не ездили в отпуск, поездки на автомобиле предпринимали в основном для посещения родственников – и то из чувства долга и никогда с ночёвкой. 3 мая 1980-го брат Карла из Миндена пишет: «Мы не можем понять, почему вы не приехали к нам в прошлом году. Три года назад, когда мы были у вас, вы обещали навестить нас. Вы должны были ответить на приглашение ещё в прошлом году, но погода подвела! Вы пишете, что у вас нет ни минуты свободного времени. Но если его нет, можно написать об этом сразу. По-моему, всё это просто глупая отговорка».
Воскресные выезды если вообще совершались, то всегда в одни и те же места в близлежащем среднегорье или Люнебургской пустоши. Я помню круглые бежевые термокружки, в которые во время таких поездок разливали заранее приготовленный гороховый суп. Мы гуляли, устраивали пикник и ехали назад. Конечно, я описываю здесь типичную для послевоенной Германии и этой социальной среды косность, у моего деда она выражалась в стремлении к регулярности, порядку и, следовательно, безопасности. Новое, перемены, эксперименты были неизбежно связаны с травмой молодости, полученной в Сталинграде или где-то ещё, поскольку с новым он знакомился только там и тогда, в негативном контексте. Шмидт тоже отправлялся в свои путешествия лишь на бумаге: к концу жизни он собрал несколько папок с иллюстрациями из журналов мод, помогающих ему быть в курсе того, как одеваются люди. Реальность всё чаще воспринималась с безопасной дистанции, созданной им самим. Кто не выходит в большой мир и не является его частью, становится неуязвимым. Баргфельд и Гаденштедт не так уж далеки друг от друга.
Чёрно-белый групповой портрет
На фотографии мужчина и пять женщин. Старшая бойко развернулась к камере и гордо выпятила грудь. Остальные стоят спиной к окну и улыбаются. Мужчина в белом халате с ручкой в кармане, как будто слегка оттеснённый, одобрительно смотрит на бойкую. На женщинах парикмахерские фартуки, юбки ниже колен, плотные нейлоновые чулки телесного цвета и открытые туфли. Слева умывальник, на стене над ним висит прейскурант в рамке. На фотографии салон Карла Крюгера, согласно надписи на обороте, снимок сделан в 1960 году. Кем? По какому поводу? Возможно, это фото на память закончившему практику стажёру?
В салоне деда был большой прямоугольный дамский зал и квадратный мужской, вполовину меньше. К ним примыкала небольшая каморка, где работницы и стажёры переодевались и отдыхали во время перерывов. Все называли её камбузом. Расчёты велись в небольшой прихожей с плиточном полом в чёрно-белую шахматку. Слева от входа виднелась задняя сторона уличной витрины, а справа стоял старый прилавок из массива дерева с кассовым аппаратом. К прилавку примыкала современная, обитая белым шпоном витрина со стеклянными полками и пёстрым ассортиментом кремов, гигиенических принадлежностей, косметики и даже перевязочных средств – рудимент средневекового представления о цирюльнике, который в те времена был ещё и врачевателем. За витриной высились доходящие до самого потолка шкафы с раздвижными стеклянными дверцами, в них тоже хранились товары. На снимке, который я рассматриваю, видны стеллажи с зубной пастой, тюбиками с кремом для бритья, средствами для укладки и жидкостью для снятия лака. Слева от шкафов вход в мужской зал (я не помню, чтобы там была дверь). Справа, у стены напротив входа в женский зал, ещё несколько шкафов тёмного дерева. В нем хранились инструменты, запчасти и средства для мужской стрижки и бритья. В центре, перед огромным зеркалом с консолью, стояло парикмахерское кресло.
Когда за работу принимался дед, он усаживался на вращающийся металлический табурет с винно-красным сиденьем из искусственной кожи или на гораздо более старый – деревянный, круглый, с тёмно-зелёной обивкой. До последнего в деревне находились мужчины, которые не отказывали себе в удовольствии побриться у него. В основном это были старики с увядшей кожей и седой щетиной, их внешность несла отпечаток работы в сельском хозяйстве или на ближайшей фабрике. Карл брал кожаный точильный ремень и сверху вниз размашистыми движениями проходился по нему бритвенным ножом. Один конец ремня он держал в левой руке, а другой зажимал между плечом и подбородком. Затем, чтобы заточить вторую сторону лезвия, он проделывал то же самое в другом направлении, снизу вверх. После пяти-шести таких взмахов он пробовал лезвие пальцем. Когда оно становилось достаточно острым, откладывал бритву в сторону, брал мыльницу, кисть и вспенивал мыло. При этом Карл не забывал удерживать зрительный контакт, расспрашивал о самочувствии, уважаемой супруге и детях, доставляя удовольствие клиенту, который чаще всего приходил не только и не столько для того, чтобы избавиться от надоедливой растительности на лице, но для того, чтобы посплетничать. Затем Карл брал визави за подбородок, подтягивал голову к себе, чтобы она упиралась в подголовник кресла, обматывал бумажную ленту вокруг шеи, накидывал пеньюар, закреплял его сзади и отгибал оставшийся снаружи воротничок. Теперь кисточка покрывала пеной седую щетину, а острое лезвие принималось её скоблить. В соседнем зале жена Карла в лиловом парикмахерском халате обслуживала дам, ей помогали два или три стажёра и одна штатная сотрудница. В правой части женского зала располагалась зона ожидания с красными, обтянутыми искусственной кожей креслами, рядом с ними стоял столик с журналами «Круга чтения»[17] – «Дас нойе Блатт», «Ди Бунте», «Фрау им Шпигель», «Дер Штерн» и самый низкопробный – иллюстрированный «Гала», который освещал почти исключительно жизнь высшего света, королевских семей, звёзд радио и телевидения. Ожидающие своей очереди клиентки тем не менее читали журналы с большим удовольствием. Каждые две недели «Круг чтения» забирал прочитанные журналы и заменял их на новые…
17
«Круг чтения» – форма подписки, при которой подборки из выбранных журналов сдаются клиентам, например гостиницам или кафе, в аренду.