Он раздвинул пальцы, образуя треугольное отверстие, и заговорил через него.
— Я знаю одного человечка, — сказал Кеннет.
— Какого человечка? Где?
— В Перудже, а теперь здесь.
— И что же в нем такого?
— Он довольно умный человечек. Ну, вообще-то, я бы сказал — человек.
— Прекрати, Кеннет! Это сводит с ума, это бесит. — И потом вдруг прошептала: — В Перудже. Ты… ты… курил?..
— Ни к чему понижать голос, дорогая! Вижу, тебе наплели обычные глупости.
— Значит, курил?
— Разумеется, — нетерпеливо ответил Кеннет и, помолчав, сменил позу — обхватил руками колено и склонил голову. — Ты такая замечательная, — произнес он. — Я могу всем с тобой делиться. Как будто ты из моего поколения. Ну, разве мы не чудо? Мы оба?
— Неужели? Кеннет… на что это похоже?
— «Травка»? Ты действительно хочешь знать?
— Ну, я же спрашиваю.
— Противно в первый раз и очень весело, если это дело не бросать. На самом деле детские игрушки. Столько шума из ничего.
— Этим занимаются на… на вечеринках, да?
— Совершенно верно, милая. Хочешь попробовать?
— Привыкания к этому не развивается. Нет?
— Конечно, нет. Ничего такого. Нормальная штука, насколько это возможно. Ты не подсядешь. С «травкой» это не грозит. Лучше тебе познакомиться с моим человечком. Соверши маленькое путешествие. На самом деле я мог бы устроить потрясающее путешествие. Безумно классное. Тебе понравится. Самые разные роскошные господа. Суперэкзотическое заведение. Все вместе.
Леди Брейсли посмотрела на него из-под своих немыслимых ресниц — девичьим взглядом, отнюдь не красившим ее лицо. И произнесла:
— Может, я и согласилась бы.
— Одно только… это очень дорого. Немыслимо высокий уровень и стоит того. Нужно кучу деньжат, а у меня — вот удивительно — нет ни цента.
— Кеннет!
— В сущности, если бы моя богатая тетя меня не пригласила, меня с позором выставили бы. Не наезжай на меня, вряд ли я это выдержу.
Они уставились друг на друга. Они были очень похожи: две версии одного катастрофического образа.
— Я тебя понимаю, — сказал Кеннет. — Ты ведь это знаешь, верно? Я нахлебник, так? Но я не просто нахлебник. Я даю кое-что взамен. Согласна? — Он подождал мгновение и, когда тетя не ответила, крикнул: — Разве нет? Разве нет?
— Успокойся. Да. Да, конечно, даешь. Да.
— Мы одного поля ягоды, не так ли?
— Да. Я же сказала, ты что, не слышал? Ладно, дорогой. Посмотри у меня в сумочке. Я не знаю, сколько там.
— Боже, какое же ты чудо! Я… я сейчас же пойду. Я… все… все… — его губы искривились, — устрою. Мы проведем такой… как же это называла та старая высохшая цыганка… или ее дружок… яркий вечерок?.. Ты не против?
Ее бумажник трясся у него в руке.
— Здесь не так уж и много, — заметил Кеннет.
— Неужели? — откликнулась его тетка. — Внизу обналичат чек. Я выпишу. У тебя должны быть при себе деньги.
После его ухода она перешла в свою спальню, села перед зеркалом и принялась изучать сомнительную маску, которую до сих пор предъявляла миру.
Зевающий и потеющий Кеннет пустился в лихорадочные поиски мистера Себастьяна Мейлера.
— Знакомая история, — сказал высокий мужчина. Он сбросил ногу с колена, резко поднялся и принял непринужденную позу перед своим собеседником, который, застигнутый врасплох, с трудом выпрямлялся. — Крупная рыба, — добавил высокий мужчина, — держится на один рывок впереди, пока прихвостни время от времени запутываются в наших сетях. Правда, не так уж часто.
— Прошу прощения, мой дорогой коллега. Рыба? В сетях?
— Простите. Я хотел сказать: действительно, иногда нам удается схватить второстепенных преступников, но их главари продолжают от нас ускользать.
— К сожалению!
— В этом деле самой крупной из всех рыбой является, без сомнения, Отто Зигфельдт, который в настоящее время уединился в каком-то фальшивом дворце в Ливане. Мы не можем до него добраться. Пока не можем. Но этот человек здесь, в Риме, — ключевая фигура.
— Мне крайне хотелось бы положить конец его деятельности. Все мы знаем, мой дорогой коллега, что Палермо, к бесконечному сожалению, был транзитным портом. Как и Корсика. Но чтобы он распространил свою деятельность на Неаполь и, похоже, на Рим! Нет, заверяю вас, мы окажем вам всяческую помощь.
— Крайне вам признателен, signor questore[12]. Скотленд-Ярд был очень заинтересован в том, чтобы данная беседа состоялась.
— Я вас умоляю! Поверьте, это огромное удовольствие, — почти пропел комиссар полиции Вальдарно. Он обладал звучным голосом и внешностью актера большой оперы. Взгляд его смягчился, и от комиссара повеяло романтической меланхолией. Даже его шутки отдавали неминуемой катастрофой. Пост Вальдарно в римской полиции соответствовал, насколько сумел разобраться посетитель, посту старшего констебля. — Это такая большая честь для нас, мой дорогой суперинтендант, — продолжал он. — Мы сделаем все возможное, чтобы упрочить и без того сердечные отношения между нашей службой и вашим выдающимся Скотленд-Ярдом.