Какая наука самая необходимая? — Наука забывать ненужное.
Все, что вызывает переход из небытия в бытие, — творчество.
В конце концов не скажешь ничего уже, что не было б другими раньше сказано.
Вероятностные знания — вот предел человеческого разумения.
Философы утверждают, что они ищут; стало быть, они еще не нашли.
В начале всяческой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом — незнание.
Я люблю науку, но не боготворю ее.
Едва ли возможно и преклоняться перед авторами и превзойти их.
Сначала восходят к аксиомам, а затем спускаются к практике.
Обычная уловка: создатели любой науки обращают бессилие своей науки в клевету против природы.[26]
Общее согласие — самое дурное предзнаменование в делах разума.
В науках мы ищем причин не столько того, что было, сколько того, что могло бы быть.
Все науки настолько связаны между собою, что легче изучать их все сразу, нежели какую-либо одну из них в отдельности от всех прочих.
Я родился с таким умом, что главное удовольствие при научных занятиях для меня заключалось не в том, что я выслушивал чужие мнения, а в том, что я всегда стремился создать свои собственные.
Такова болезнь великих умов: они неохотно признают, что обязаны своими знаниями ближним; они хотят, чтобы думали, что они все почерпнули в глубинах своего духа и что у них не было другого учителя, кроме собственного гения.
Случай — это ничто. Случая не существует. Мы назвали так действие, причину которого мы не понимаем. Нет действия без причины, нет существования без оснований существовать.
Все философы — мудрецы в своих сентенциях и глупцы в своем поведении.
То, что кажется странным, редко остается необъясненным.
Кто не понимает ничего, кроме химии, тот и ее понимает недостаточно.
В слове «ученый» иногда заключено лишь понятие того, что человека многому учили, но не то, что он сам чему-то научился.
Изучить — значит понять правильность того, что думали другие. Но нельзя познать вещи, если изначально исходить из их ложности.
Тем хуже для фактов.[27]
Не удивление, а недоумение и печаль суть начало философии.
Гегель не только не имеет никаких заслуг перед философией, но оказал на нее крайне пагубное, поистине отупляющее, можно сказать, тлетворное влияние. Кто может читать его наиболее прославленное произведение, так называемую «Феноменологию духа», не испытывая в то же время такого чувства, как если бы он был в доме умалишенных, — того надо считать достойным этого местожительства.
Науку часто смешивают с знанием. Это глубокое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, т. е. умение пользоваться знанием.
На первых порах новая теория провозглашается нелепой. Затем ее принимают, но говорят, что она не представляет собой ничего особенного и ясна как божий день. Наконец она признается настолько важной, что ее бывшие противники начинают утверждать, будто они сами открыли ее.