Мы не врачи, мы — боль.
Мы не в изгнании, мы — в послании.
Задержаться в литературе удается немногим, но остаться — почти никому.[33]
Поистине это душеспасительная епитимья — размышлять об огромном количестве книг, вышедших в свет, о сладостных надеждах, которые возлагают на них авторы, и о судьбе, ожидающей эти книги. Много ли шансов отдельной книге пробить себе дорогу в этой сутолоке? А если ей даже сужден успех, то ведь ненадолго. Один бог знает, какое страдание перенес автор, какой горький опыт остался у него за плечами, какие сердечные боли терзали его, и все лишь для того, чтобы его книга часок другой поразвлекла случайного читателя или помогла ему разогнать дорожную скуку. А ведь, если судить по рецензиям, многие из этих книг превосходно написаны, авторами вложено в них немало мыслей, а некоторые — плод неустанного труда целой жизни. Из всего этого я делаю вывод, что удовлетворения писатель должен искать только в самой работе и в освобождении от груза своих мыслей, оставаясь равнодушным ко всему привходящему — к хуле и хвале, к успеху и провалу.
Писатель скорее призван знать, чем судить.
Плохи, согласен, стихи; но кто их читать заставляет?
Поделом же Гомеру сему с состязаний изгнану быть и пороту!
Я в юности тоже очень огорчался, что работа моя несовершенна. Сравнивал собственные первые шаги с последними шагами других и, естественно, страдал, наблюдая печальную разницу.
…писать должно либо о том, что ты знаешь очень хорошо, либо о том, что не знает никто.
Писатель — это прибор, показывающий состояние общества и лишь в ничтожной степени — орудие для изменения общества. История показывает, что общество изменяют не литературой, а реформами или пулеметами, а сейчас еще и наукой.
…если уволиться и сесть писать, то жить на что, а если работать и писать, то жить когда?
Научиться писать стихи нельзя.
Каждый настоящий писатель, конечно же, психолог, но сам больной.
Попробуйте без всякого отношения пересказать любую историю — не выйдет. А выйдет без отношения, так это тоже будет отношение… какой-нибудь «равнодушный реализм».
Как он портит все, что украдет!
Вы спрашиваете меня как делаются романы. Мадам, если бы я знал, я бы их не писал.
Красивые рифмы нередко служат костылями хромым мыслям.
Оригинальнейшие писатели новейшего времени оригинальны не потому, что они преподносят нам что-то новое, а потому, что они умеют говорить о вещах так, как будто это никогда не было сказано раньше.
Признак строгого и сжатого стиля состоит в том, чтовы не можете выбросить ничего из произведения без вреда для него.
Все, что следовало сделать в литературе по-шекспировски, в основном сделал уже Шекспир.
Можно без особо большого остроумия писать так, что другому потребуется много остроумия, чтобы понять.
У многих людей сочинение стихов — это болезнь роста ума.
Как только вы поняли характер самого писателя, понимание его творений не составит для вас никакого труда.
33
По наблюдениям социологов, через 10 лет в литературном обиходе задерживается не более 1 % книг —