— И надо же такое придумать! — прогрохотал товарищ Замфира.
— Они никак не могут поймать нас, поэтому и идут на такие уловки, делают ложные могилы. Авось кто клюнет, и власти нападут на наш след, — задумавшись, произнес Замфир.
— И отец сказал мне то же самое. Говорит, не ходи туда. Там, наверное, в кустах сидят шпики и следят за каждым, кто подойдет. И надо сказать, никто не подходит к могиле. Издалека, с дороги, смотрят, но не приближаются.
— Это интересно. Выходит, для народа мы живы, а для них умерли. Но они боятся даже могил павших героев.
— Я видел на могиле цветы.
— Милые мои…
Замфир смеялся долго, звонко, от всего сердца. Развеселившись, тихо запел: «Ах, знала б моя мать, могилу б мне вырыла». Если бы в руках у него была скрипка, он играл бы долго-долго.
Юноша стоял и любовался командиром. Как и всегда, когда он возвращался с загона домой, им овладело чувство уважения к этому человеку, ему захотелось так же, как и этот герой, бродить по горам и не быть пойманным.
— Ну что, убедился теперь, что я жив? Иди расскажи всем. Скажи моим старикам.
— Ваши ходили посмотреть на крест и плакали.
— Скажи им, чтобы не плакали.
Замфир нахмурился и, повернувшись к товарищу, сказал:
— Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Эта могила должна стать могилой наших врагов.
И быстро проговорил, повернувшись к пареньку:
— Послушай, возвращайся в село и принеси мне краску.
Паренек обрадовался поручению. Как и вся молодежь не только из их села, но из целого края, он готов был сделать для Замфира все.
— А какой краской написано: «Здесь покоится умерший Замфир Попов»?
— На белой еловой доске черной краской.
— Вот черную мне и принесешь.
Парень задумался.
— Где же найти черную краску? Да и не подозрительно ли это будет? А нельзя дегтем?
— Можно. Принеси деготь!
— Зачем же его приносить из села. Он и здесь есть. Дегтярница висит на балке у входа.
— Очень хорошо, очень хорошо! Иди домой и больше не показывайся здесь.
Но юноше не хотелось уходить.
— Хочу посмотреть, что вы будете делать.
— Ты догадываешься, что мы собираемся предпринять, но как это сделаем — не увидишь.
— Почему? — опечаленно спросил верный ятак[13].
— Потому что мы готовы ко всему.
— И я тоже!
— Да, но, если потребуется, мы можем и в бой вступить.
— Я же ведь комсомолец, дядя Замфир.
— Ты нам понадобишься для другого. Ступай! — Замфир погладил юношу по голове, и тот почувствовал, как от этой ласки обида исчезла. И все же не так легко было расстаться с повстанческим командиром, ставшим легендарным для друзей и грозным для врагов.
— Возвращайся и скажи всем, чтобы не отчаивались. Мы живы, жива и партия, она будет жить и бороться до полной победы над монархо-фашизмом.
Паренек пошел в село.
— И не иди через Шумнатицу, иди напрямик, через Гориняк.
— Знаю, спущусь по тропке, и никто не увидит меня.
— И скажи отцу, чтобы этой ночью сидел дома.
Парень медленно удалялся от тайника и загона, шел, оглядывался, пока не скрылся в лесу.
На следующее утро, когда овчар, перекинув через плечо сумку с хлебом, шел к загону, он увидел, что крест, поставленный у дороги возле леса так, чтобы его все видели, по-прежнему торчит над могилой. Но теперь после слов «Здесь покоится» была вставлена частица «не», и получилось «Здесь покоится не умерший Замфир Попов». А дальше сверкающей на солнце черной краской было дописано: «…а монархо-фашизм». Овчару понравилась эта надпись, но он удивился, кто же осмелился переделать старую. Овчар был первым, кто увидел новую надпись, — люди еще не вышли на работу. Солнце еще только поднимало над горизонтом свою огненную голову. Со стороны села доносились стук колес и пение петухов. Синеватый туман лениво стлался над домами. Овчару очень хотелось увидеть, как люди примут «смену покойников». Это был бунт, призыв к борьбе. Новая надпись была для врага чувствительным ударом. Но где взяли краску? И когда сделана новая надпись? Как блестит эта черная несмываемая краска. Почему она не впитывается в дерево, как всякая другая?
Овчар медленно зашагал к загону. Его царвули развязались. Завязав их, он отломил кусок хлеба, поел, потом свернул к Стубле, напился воды и умылся. Посмотрев на село, заметил, что люди у дороги столпились кучей и о чем-то переговариваются. Но вот из села на коне примчался Барбиняк. Он разогнал толпу и ногой повалил крест, затем взвалил его на плечо, сел на коня и поскакал к общинному управлению.
Когда овчар подошел к загону, овцы недовольно заблеяли, словно упрекая хозяина, что он забыл о них. Другие отары уже белели на склонах, а его стадо еще не покидало загона.