Берия промокнул лоб с глубокими залысинами платком и сунул его небрежно в карман. Он успел бросить взгляд на Сталина, оценить, все ли он так говорит, правильно ли формулирует. Сталин стоял лицом к окну и покуривал трубку. Значит, правильно. Если бы что-то было не так, Сталин бы повернулся и недобро сверлил бы его глазами, а потом резко стал бы клеймить, хриплым злым голосом, тыкая пожелтевшим мундштуком трубки в сторону виновного.
– Надо быть не только достойными подвига нашего народа, но и оправдать его доверие. Не товарищ Сталин, не Берия поставили вас на ваши посты. Вас поставил и доверил вам заводы наш народ! Надо быть рачительными хозяевами. Кто лучше директора завода знает свое производство, территорию предприятия? Кто лучше наркома знает все, что происходит в его отрасли, какие есть сложности и трудности? Кто лучше директора завода, кто лучше рабочих его предприятия знает, как уберечь от врага народное достояние…
Наркомы сидели, покручивая в руках карандаши и гадая, куда клонит всесильный Берия. Что доверил ему сегодня Сталин? Запугать, вывести на чистую воду, публично покарать? Каждый косился на соседа, пытаясь разгадать его реакцию. Кто сегодня фаворит, а кто – отработанный материал?
– Народ все видит, – продолжал Берия. – Ведь он вооружен оптикой, которую производит товарищ Добровольский.
Нарком еле заметно вздрогнул и чуть не сломал в руках карандаш. Неделю назад был арестован инженер Красногорского механического завода, обвиненный в пособничестве врагу. Косился на товарищей и нарком вооружения Устинов. Еще не закончилось разбирательство с жалобой на партию пистолетов ТТ с Ижевского машиностроительного завода № 74.
– Вчера мы с товарищем Сталиным обсуждали этот вопрос, – доверительно понизил голос Берия. – И нашли правильными идеи товарища Зальцмана[2]. Нужно активнее использовать рабочих для выявления врагов, пособников и диверсантов. Рабочие знают друг друга, знают семьи своих товарищей. Не только военизированная и вооруженно-вахтерская охрана должна быть защитой. Смелее надо создавать истребительные батальоны, как это сделано в Саратовской и Куйбышевской областях. Могу привести пример работы Саратовского паровозоремонтного завода. Там тоже не стали ждать, пока все сделают за них товарищи из НКВД! Надо не только уметь делать танки, надо уметь и защищать свой завод! Учитесь, товарищи. Кто хочет, тот делает, у того получается. Ну а кто не хочет…
Берия засмеялся и развел руками. В кабинете снова повисла гнетущая тишина. И в этой тишине прозвучал тихий голос Сталина, решившего поддержать шутку:
– …тем придется подождать товарищей из НКВД. Они помогут.
Когда после платформы Лосиноостровской из вагона электрички вышли почти все пассажиры, Максим Шелестов с наслаждением вытянул ноги. Они гудели, рубашка под пиджаком неприятно прилипла к телу. Двое суток на ногах, а август в этом году выдался жаркий. Он успел увидеть, понять Москву, сравнить ее со столицей 1941 года. И сейчас Москва жила по законам прифронтового города. Строго соблюдался комендантский час, улицы патрулировались красноармейцами, на ветровых стеклах автомашин были наклеены пропуска. Да и окна домов по-прежнему были заклеены крестообразно бумажными полосами. И обязательная светомаскировка в темное время суток. Вечером над городом всплывали сотни аэростатов воздушного заграждения. В магазинах и столовых продукты все еще отпускались строго по талонам.
Максим понимал, что в городе люди живут далеко не сытно, но это было приметой военного времени, недоедала вся страна, отдавая все необходимое в первую очередь армии. Но главное, что увидел Шелестов, это спокойствие в глазах москвичей. Он почувствовал, что город не боится повторения прошлогодних событий, что врага больше не пустят под стены Москвы. А ведь война все еще шла, тяжелая война, и конца ей не было видно. И армии было тяжело: она все так же обливалась кровью, сдерживая фашистов на пределе своих возможностей.
Группу Шелестова поселили в старом дачном поселке Валентиновка за пределами Москвы. Почему Платов выбрал именно его для размещения группы, Шелестов не знал. Очевидно, важнее была удаленность от столицы, где, проживая на конспиративной квартире, все равно можно было запросто попасться на глаза кому-то из старых знакомых – сослуживцев или соседей по прежней квартире. Ясно, что секретность группы сейчас важнее всего.
Дом был старый, еще первой постройки 1906 года, когда создавался этот поселок. И чувствовалось, что в нем постоянно кто-то жил. Это всегда чувствуется, стоит только войти в дом: живут в нем или он долго стоял без людей. И дело даже не в запахах или слое пыли на мебели… Скорее всего, это была постоянная секретная база для сотрудников Платова, прибывающих в столицу. Соблюсти секретность в поселке было просто. Население – сплошь интеллигентное, нелюбопытное. Дома с высокими дощатыми заборами и густыми зарослями черемухи. За те несколько дней, что пришлось просидеть безвылазно в доме, Шелестов просмотрел небольшую библиотечку в шкафу. Попался чей-то рукописный дневник, в котором описывались именитые жители поселка, проживавшие здесь в разные времена. Оказывается, в Валентиновке какое-то время жил и работал театральный режиссер Станиславский, поэты Борис Пастернак и Анна Ахматова. А незадолго до войны здесь поселилась Марина Цветаева.
2