— Но я так боюсь, Задиг-бей! — Ширин схватилась за грудь, унимая сердцебиение.
— А вам и не нужно бросаться в омут с головой. Понаблюдайте со стороны. Я ничего ему не скажу, пока вы не подадите знак.
На том и порешили. Когда шлюпка с Фредди подвалила к кораблю, Задиг сошел на главную палубу, а Ширин, оставшись на квартердеке, накинула шаль на голову и из-за укрытия балюстрады взглянула на худощавого невысокого человека в поношенном полотняном костюме и широкополой шляпе, взбиравшегося по забортному трапу. Бившее в глаза солнце не давало хорошенько рассмотреть его лицо, затененное головным убором. Тут на палубе появился Захарий, и часовщик, познакомившийся с ним в пути, представил ему своего гостя:
— Мистер Рейд, позвольте рекомендовать моего крестника Фредди Ли.
— Рад знакомству, мистер Ли, — сказал Захарий, подав руку.
— Взаимно, мистер Рейд. — Фредди как будто смутился и, сдернув шляпу, прижал ее к груди. Теперь Ширин смогла разглядеть его лицо.
Удивляла не болезненная худоба — впалые щеки, ввалившиеся глаза, — но сам тип лица, настолько китайский, что, по первому впечатлению, его обладатель никак не мог быть сыном Бахрама.
Однако, вглядываясь в это лицо, Ширин постепенно меняла первоначальное мнение, ибо все больше находила знакомые черты: темные густые брови, полные губы и, самое главное, точеный нос с горбинкой.
— Вы еще не бывали в Сингапуре, мистер Рейд? — спросил Фредди. — Я готов стать вашим гидом, ла[72].
Он улыбнулся, мгновенно став копией Бахрама в молодости. И теперь Ширин не понимала, как могла усомниться, что этот юноша — сын ее мужа.
Поймав взгляд Задига, она кивнула и поспешно прошла в пассажирский салон, который, к счастью, был пуст. Ширин села на кушетку и, повернувшись лицом к двери, сбросила накидку.
Фредди вошел первым; увидев Ширин, он улыбнулся ей, как давней знакомой, и отвесил поклон.
— Фредди, я хочу кое с кем тебя познакомить… — начал Задиг, но его перебили:
— Излишне, ла. Я знаю, кто это.
Стараясь быть приветливой, Ширин похлопала по кушетке рядом с собой:
— Не угодно ли присесть?
Не выпуская шляпу из рук, юноша сел на кушетку.
— Фредди… — произнесла Ширин, словно опробуя имя на слух, и протянула руку. Если б молодой человек подал свою, они бы, наверное, ограничились рукопожатием, но он этого не сделал, и ладонь Ширин проследовала дальше, коснувшись его лица. Пальцы ее заскользили по бровям, носу, подбородку, и Ширин показалось, что перед нею предстал воскресший Бахрам. Глаза ее наполнилась слезами, она притянула к себе Фредди, и он, уткнувшись в ее плечо, тоже расплакался.
Потом он поднял голову, и стало видно, что покрасневшие глаза его горят диковатым огнем: будто избавившись от занавесей взрослости, они превратились в бездонные колодцы страдания, накопленного с детства.
— Я так ждал вас. — В голосе его слышался упрек. — Все думал, ну когда же вы приедете?
— Как ты мог знать об этом?
— Отец сказал. — Фредди улыбнулся. — Он говорил, мы с вами увидимся еще прежде месяца Голодных духов[73].
Заметив, как побледнела Ширин, Задиг знаком попросил его замолчать.
— Нет-нет, продолжай, — настояла Ширин. — Что еще он сказал?
Фредди ответил не сразу.
— Отец повелел вместе с вами ехать на Гонконг, чтобы на его могиле зажечь жертвенник в память о нем и маме.
Первое впечатление Захария от Сингапура было огорчительным: издали поселение выглядело этакой просекой в джунглях. Да и вблизи его облик не особо улучшился: выбравшись из шлюпки, что доставила с «Лани» к шаткому бамбуковому причалу, Захарий ступил на слякотную набережную Боут-Ки.
Однако город, больше смахивавший на рыбацкую деревеньку, был отнюдь не сонный. Едва сойдя с причала, Захарий очутился в толпе, которая вынесла его к открытому перепутью под названием Торговая площадь, окаймленному салунами, конторами шипчандлеров и брокеров, лавками, цирюльнями и прочими заведениями.
Углядев вывеску «Завтрак», он зашел в харчевню, где спросил чай и бараньи котлеты, и в ожидании заказа взял газету «Сингапурские вести», оставленную кем-то из посетителей. Взгляд его упал на заметку, начинавшуюся словами «Кое-где в городе розничная цена лучшего бенгальского опия поднялась до восьмисот пятидесяти испанских долларов за ящик».
Захарий ошалело откинулся на спинку стула. Он-то надеялся сбыть свой опий по семьсот долларов, и то если повезет. А тут нежданно-негаданно такая удача!
72
Ла — частица в кантонском диалекте, которая ставится в конце фразы для усиления сказанного.
73
Месяц Голодных духов — традиционный китайский праздник, отмечается в пятнадцатый день седьмого месяца по лунному календарю, когда призраки умерших являются живым, дабы их почтили и освободили от страданий.