Кесри занял «наблюдательную» позицию — чуть сбоку, но вровень с передовым строем. С началом боя главным объектом его внимания стали собственные солдаты. Он много раз говорил им о сюрпризах в виде непредсказуемого рельефа местности, грохота выстрелов и дыма, но прекрасно понимал, что реальность ошеломит даже самого подготовленного бойца.
Вдруг в буханье пушек и треске ружейной стрельбы он различил странный вибрирующий звук — звенел штык, в который угодила пуля. В дыму обозначились контуры солдата: объятый ужасом, он держал ружье на отлете, готовый к тому, что ожившая Смуглая Бесс вот-вот его проткнет. Кесри подскочил к нему и, приложив ладонь к штыку, погасил звон металла. В следующую минуту за его спиной тонко пропела пуля, отрикошетившая от каркаса солдатского кивера. В такой момент оглушенному бойцу кажется, будто его огрели молотом по голове и у него лопнули барабанные перепонки. Сипай, парень лет семнадцати, повалился на колени, зажав руками уши и тряся головой. Кесри вздернул его на ноги, всунул мушкет ему в руки и подтолкнул вперед.
Тем временем артиллеристы смонтировали орудия, и гаубицы присоединились к огню легкой пушки моряков. Утробно ухая, из широких жерл они посылали ядра в защитные укрепления, а пушка, басовито рявкая, посыпала шрапнелью и картечью неприятельские цепи.
Противник дрогнул, и капитан Ми, шедший в первых рядах, вскинул саблю, подавая сигнал к атакующему броску. Исторгнув мощный рев Хар Хар Махадев![83], солдаты с ружьями наперевес ринулись вперед. Их появление из дымовой завесы обратило врага в бегство — китайцы бросились врассыпную, растворившись в зарослях холма.
Теперь Кесри предстояло привести в чувство своих солдат, опьяненных победой и уподобившихся кровожадному зверю после удачной охоты. Сейчас они были опасны и почти неуправляемы, однако он, размахивая саблей и сыпля страшными проклятиями, сумел согнать их в строй. В душе-то он был рад, что их приобщение к войне произошло не в ожесточенном сражении, а в относительно легком бою. Кесри смотрел на солдат, хмуро переминавшихся в строю, и сердце его наполнялось безмерной гордостью: он знал, что не изведает любви сильнее, чем к этой роте — его, в общем-то, творению, венцу трудов всей его жизни.
С вершины соседнего холма Нил вместе с Чжун Лоу-сы и его свитой наблюдал за ходом боя, поначалу подкрепившим давно сложившееся мнение о сильных и слабых сторонах противников, а именно: морское превосходство англичан будет нивелировано на суше, и подавляющее превосходство китайцев в живой силе позволит отразить вторжение.
Разрушения, причиненные корабельным артобстрелом, никого не смутили, поскольку все были прекрасно осведомлены об огневой мощи западного флота. Войска тоже о ней знали и подготовились к тому, чтоб переждать бомбардировку. Все понимали, что истинной проверкой станет сухопутный бой, и восторжествовали, увидев крохотную численность десанта, не достигавшую трех сотен человек. Наблюдатели возликовали, когда многотысячное китайское войско, хлынув потоком, заставило английских моряков и пехотинцев отступить. В тот момент Комптон и его коллеги сочли, что их ожидания оправдались и битва выиграна.
Оттого-то последующее развитие событий в равной степени ошеломило печатника и Нила. Неполные три сотни солдат обратили в бегство тысячи воинов! Сей факт не только опровергал сложившееся мнение, он перечеркивал благоприятные прогнозы на исход широкомасштабного конфликта и к тому же менял оценку эффективности индийских войск.
При Ниле о сипаях не говорили, но все же он услышал, как Комптон кому-то сказал: «Не подойди черные чужаки, бой закончился бы иначе».
Слова эти доставили злорадное удовольствие, ибо Нил не раз, но всегда безуспешно пытался изменить невысокое мнение приятеля о боевых качествах индийских войск. Хоть нынче он был в стане китайцев, Нил испытал большую гордость за соотечественников. Сейчас он не думал о том, на чьей стороне воюют сипаи, главное, что они себя не посрамили.
Для Нила этот день стал откровением еще и в ином. Впервые в жизни наблюдая за пехотной баталией, он был глубоко впечатлен увиденным. Позже, размышляя, он понял, что бой этот — квинтэссенция времени: долгие годы подготовки, десятилетия новшеств и перемен втиснулись в коротенький временной отрезок. И воздействие свершившегося события было всесторонним, оно определяло будущее и в чем-то изменяло прошлое — по крайней мере, общее представление о нем. Нил поразился тому, что раньше не сознавал чудовищной силы, скрытой в этих временных складках и способной сформировать жизнь многих будущих поколений. Он вспомнил, что, читая о давних сражениях при Панипате и Плесси[84], воспринимал их как нечто неизмеримо далекое от его жизни, занятное лишь причудливой военной формой и старинным оружием. И только теперь до него дошло, что на подобных полях сражений определялось его место в мире. Он понял, почему шииты ежегодно отмечают битву при Кербеле[85]: это признание того, что история и время подобны земным сдвигам, навеки изменяющим лик планеты.
84
Панипат — город в индийском штате Харьяна, место трех исторических сражений в 1526, 1556 и 1761 гг. Битва при Плесси — сражение у берегов Хугли, в котором 23 июня 1757 года британцы разгромили индусов, положив начало своему владычеству на индийском субконтиненте.
85
10 октября 680 года в городе Кербела, расположенном на территории современного Ирака, произошла битва между армией Хусейна ибн Али, внука пророка Мухаммеда, и армией Язида ибн Муавии. Хусейн был убит, событие считается началом разделения суннитской и шиитской ветвей ислама. В этот день шииты скорбят по Хусейну и другим погибшим членам семьи Пророка.