Во избежание повального членовредительства следует устроить показательный суд, решил капитан Ми, и спешно созданный трибунал приговорил виновника к семи годам каторжных работ на острове Принца Уэльского.
Обычно взгляд Ноб Киссина-бабу светился зоркой настороженностью, свойственной травоядным, всегда готовым к нападению голодных хищников. Однако при виде Захария гомуста мигом преображался; вот и сейчас, едва Ноб Киссин отворил дверь каюты, глаза его увлажнились в предвкушении того, что через секунду он узрит объект своего поклонения.
С их первой встречи минуло больше года. Почти все это время гомуста провел в Китае и теперь вместе с хозяином на «Анахите» вернулся в Калькутту. Будь его воля, он бы отправился к Захарию немедля, но мистер Бернэм решил иначе, в тот же день командировав его в Патну и Гхазипур разузнать о видах на нынешний урожай мака. И вот, исполнив поручение, Ноб Киссин-бабу, словно паломник, истомившийся по святыне, поспешил на баджру, но остолбенел, увидев Захария, который в одних подштанниках лежал поперек кровати, сжимая в руке почти опорожненную бутылку.
В иных обстоятельствах крепкая вонь пота и спиртного вызвала бы неодолимое отвращение, но сейчас она исходила от Захария, и гомуста счел сию картину пьянства знаком чего-то неведомого и неожиданного, какой-то непостижимой тайной, что приведет его к просветлению. Пользуясь редкой возможностью без помех лицезреть божество, Ноб Киссин на цыпочках приблизился к кровати; от вида взопревшего истукана, заходившегося мощным храпом, сердце его разбухло неудержимой любовью, какую в нем неизменно вызывал Захарий, и гомуста мысленно перенесся к моменту своего озарения, посетившего его, когда он впервые ступил на борт «Ибиса».
В тот день, направляясь к офицерским каютам на корме, Ноб Киссин услыхал звуки флейты — инструмента небесного музыканта Бриндавана, бога любви и войны. От прекрасной мелодии свело живот, и гомуста встревожился, однако тотчас сообразил, что бурчанье это отнюдь не кишечной природы, но вызвано пробуждением матери Тарамони, его покойной наставницы, после расставания со своей земной оболочкой переселившейся в его тело. Бурление было знаком, что она оживает и будет расти внутри Ноб Киссина, точно зародыш — в яйце; процесс этот завершится, лишь когда она завладеет новым телом полностью, и тогда его собственная оболочка отвалится, как разбитая скорлупа. Гомуста пал на колени перед дверью каюты, и она отворилась, явив самого флейтщика — одетого в рубашку и брюки юного крепыша с россыпью веснушек и шапкой темных курчавых волос.
Облик миловидный, достойный посланника прекрасного Банке-Бихари[54], вот только огорчало одно: кожа цвета слоновой кости ничуть не напоминала иссиня-черный оттенок Темного Бога. Но Воришка Масла — известный проказник, и Ноб Киссин всегда знал, что носитель Знака будет скрываться под разными личинами, дабы испытать его прозорливость. Истина обнаружилась в самом неожиданном месте — списке команды «Ибиса», где в графе «раса» напротив имени второго помощника стояло слово «черный».
Иного подтверждения не требовалось, все именно так, как должно быть: внешний облик посланника — лишь маскировка его сущности, проявление изменчивости материального мира, согласно сансаре. Вырвав страницу из судового журнала, Ноб Киссин спрятал на груди сию реликвию, установившую его связь с посланником и знаменовавшую начало его собственного перевоплощения.
С того дня преграда, разделявшая его духовную и физическую жизнь, понемногу растворялась. До сей поры он тщательно разграничивал сферу духовных исканий и безбожное существование хитроумного жестокого дельца, гордого тем, что отстаивает интересы своего хозяина Бенджамина Бернэма. Преображение, инициированное прибытием посланника, смело дамбу меж этих двух рек его жизни: любовь и сочувствие одного человека приливной волной перехлестнули через плотину и, заполонив русло жизни другого, постепенно превратили обе реки в единый, огромный и бурлящий поток любви и сострадания.
Ноб Киссин-бабу понимал, что ничего этого не произошло бы, не появись в его жизни Захарий, посланник, обладавший мощным даром пробуждать любовь и желание, гнев и зависть, сочувствие и великодушие в сердцах всех, кто попадал в его орбиту. Однако сам он даже не подозревал о воздействии, какое оказывает на окружающих, и это было еще одним знаком его божественности.