— Сейчас поглядим. — Из-под тюфяка Захарий достал сверток с деньгами, которые получал от миссис Бернэм. Часть их ушла на оплату долга по судебным издержкам, но осталось еще прилично — Захарий распустил бечевку, и на кровать хлынул серебристый поток.
— Ого! — Ноб Киссин вытаращился на сверкающую горку монет. — Тут не меньше тысячи рупий. Где вы столько заработали?
— Там и сям по случаю, — поспешно сказал Захарий. — Да еще старался экономить.
— Для начала хватит, а там и прибыль подоспеет.
— Какие мои действия?
— Приступим завтра. В пять пополудни встречаемся на Стрэнде, захватите мошну. Прошу не опаздывать, я буду на месте как из пушки.
18 февраля 1840
Хонам
Вчера был Праздник фонарей. Две недели назад началось отмечание китайского Нового года, и город превратился в огромную ярмарку. Все бросили работу, многие уехали навестить деревенских родичей. Вечерами на улицах царит веселье, небо расцвечено фейерверками, на реке уйма лодок в ярких огнях.
Куда ни пойдешь, повсюду гульба и оглушительные выкрики Гун хай фатт чой! Я отпраздновал Новый год с семьей Комптона, а потом с Аша-диди, Бабурао, их детьми и внуками. Каждый день Митху потчевала меня изысканными деликатесами: длиннющей лапшой, которую нельзя резать, дабы не укоротить свою жизнь, оранжевыми мандаринами с листиками и поджаристыми булочками, приманивающими золотые слитки. Признаться, все это меня вконец утомило, и я порадовался наступлению обычного рабочего дня, когда можно спокойно заняться делами.
Но не тут-то было. Ближе к полудню меня и Комптона вызвали к Чжун Лоу-сы, нас просили безотлагательно явиться в Дом Совета.
Я догадывался, что вызов этот как-то связан с продолжающейся историей «Кембриджа», за которой мы следили с неослабным интересом. Судно все еще стояло на приколе из-за недокомплекта команды, что было весьма неожиданно, поскольку Гуандун — провинция моряков. Тут даже ходит поговорка: семерых сыновей в рыбаки, троих к плугу. Однако долгие поиски увенчались неполной дюжиной человек, готовых и умеющих плавать на английском корабле.
Дело не в том, что здесь нехватка людей с опытом службы на судах европейской постройки. Моряки не хотят сознаваться в том, что отбывали за рубеж, не уведомив власти, ибо сие считается преступлением. Страх наказания особенно силен в общине лодочного люда, в прошлом натерпевшегося от чиновников. В том-то и закавыка — многие матросы родом из этой общины, и потому мало кто откликнулся на призыв властей. Сложилась такая ситуация, что «Кембридж» может вообще не поднять паруса.
Комптон уже намекал: Чжун Лоу-сы обдумывает какие-то необычные меры. Нынче я узнал, что они из себя представляют.
Консу, Дом Совета, расположен на улице Тринадцати факторий, наискосок от начала Старой Китайской улицы. Обнесенный грозным каменным забором, он смотрится ямынем[56], с ним соседствуют несколько просторных павильонов под изящно изогнутыми крышами.
Мощеной дорожкой нас провели к павильону в глубине двора. День выдался зябкий, и все окна были закрыты, но сквозь заиндевевшие стекла читались силуэты людей, собравшихся, похоже, на заседание.
Через боковую дверь мы вошли в зал и присоединились к кучке секретарей и помощников, которые негромко переговаривались, сгрудившись у стены. Посреди зала в массивных креслах сидели шесть высокопоставленных чиновников в расшитых халатах со всевозможными знаками отличия. Чжун Лоу-сы, как председатель, восседал в центре этой группы.
О начале заседания возвестил удар гонга, который запустил эстафету перезвонов, медленно угасших в недрах здания. Воцарилась тишина, что позволило расслышать шаркающую поступь в коридоре, и под конвоем вооруженных рослых гвардейцев в зал вошли пять человек, закованных в цепи.
Смуглые изможденные узники были встречены возгласами хаак-гвай! гвай-ло! — гляньте, белые дьяволы! Даже я оторопел от жутковатого вида людей, которых будто вытащили из подземелья: всклоченные волосы, нечесаные бороды, запавшие глаза, ввалившиеся щеки. Похоже, специально для данного мероприятия их одели в просторные рубахи и штаны, обычный наряд кантонского лодочника, но по кушакам и рваным головным платкам я тотчас распознал в них ласкаров.
Конвой развернул узников лицом к собранию, мы с Комптоном встали рядом. Выяснилось, что заключенные говорят на хиндустани, и потому мне предстояло переводить их слова на английский, а уж затем Комптону сделать перевод на официальный китайский.
Чжун Лоу-сы начал допрос: