Затем была крошечная пауза. Петр Аркадьевич потрогал раненую руку. Странная иллюзия: кажется, будто прикоснешься пальцами к больному месту, и боль станет меньше. Царь это движение заметил.
– Деятельность военно-полевых судов в отношении террористов и прочих, подрывающих устои государства и самодержавия, возобновить в кратчайшие сроки, – сказал он. – Весь пакет агропромышленных реформ перевести в ранг закона и оформить в виде специального указа за моей подписью. Дело это важное, даже жизненно необходимое, тем более что результаты ваших нововведений налицо…
– Есть еще один вопрос, Ваше Величество, – вежливо заговорил Столыпин, воспользовавшись новой паузой, – требующий безотлагательного решения. И вытекает он как раз из произошедшего инцидента в театре…
– Я догадываюсь, что вы хотите сказать, Петр Аркадьевич, и в данном случае полностью с вами согласен. Необходимо срочно сформировать особое ведомство, неподконтрольное Департаменту полиции, которое бы профессионально занялось проблемой охраны высших сановников империи. Предлагаю подчинить новую структуру непосредственно моей Канцелярии. Я сам подберу куратора…
– Вы совершенно правы, Ваше Величество, такая структура необходима, и она будет создана в кратчайшие сроки. Я подготовлю проект указа.
– Назовите ее… Служба охраны высшей администрации. – Император улыбнулся в усы. – СОВА… А что, по-моему, неплохая аббревиатура получается?
– Верно, – посветлел лицом и Столыпин. – И даже герб придумывать не нужно – сова и будет!..
Император заложил по обыкновению руки за спину, качнулся с пяток на носки и кашлянул, глядя в окно на густые кроны отяжелевших плодами яблонь и груш.
– Петр Аркадьевич, ныне известная вам личность, имеющая некоторое отношение к моей семье, спешно отбыла за границу, кажется, в Иерусалим…
– Именно так, Ваше Величество. У этого… упыря воистину звериное чутье на опасность. Подполковник Кулябко еще не успел назвать его имя, а подлец уже выправил себе подорожную!..
– Действительно, этот человек вовремя сумел выйти из-под наблюдения Особого департамента. Однако, как только он вернется в Россию, его необходимо будет изолировать от контактов с императрицей и наследником всеми возможными способами. Для их же блага… Думаю, это будет несложно сделать с помощью сотрудников учреждаемой нами службы?
Столыпин внимательно посмотрел на государя, словно силясь обнаружить скрытый подвох в его словах. Но внутри премьера бушевала волна искренней радости. Он прекрасно понял, о ком идет речь. Наконец-то!.. Эта гнида, этот кровосос, этот растлитель душ по царскому велению попадет в его руки!
– Можете всецело положиться на меня, Ваше Величество. Одно ваше слово, и тот, о ком вы говорите, никогда больше не обеспокоит ваших близких! СОВА справится с такой несложной задачей.
– Этого не потребуется, Петр Аркадьевич. Достаточно будет устранить его присутствие в столице. К тому же Александра Федоровна на днях имела возможность убедиться в мудрости поговорки, что незаменимых людей не бывает…
– Вы имеете в виду лечение наследника, Ваше Величество? – осторожно, боясь ошибиться, уточнил Столыпин.
– Именно! – Император вздохнул с явным облегчением. – Профессору Бадмаеву удалось подобрать лекарство, и теперь надобность в… посещениях известной вам личности отпала. Так что действуйте, Петр Аркадьевич!..
Глава 1
Июль 1912 года. Москва
– Вот за что люблю «Московские ведомости», так это за ахинею, – сказал Давыдов[1], стоя перед зеркалом и придирчиво оглядывая себя. Одернул китель, поправил шнуры серебристого аксельбанта на правом плече – знак окончания Академии Генерального штаба, провел ладонью по сверкнувшей золочеными мечами «Святой Анне» на груди.
Из зеркала глядел плечистый офицер в расцвете лет. Так сказал бы всякий про мужчину с уверенной повадкой, которому до тридцати всего год, мальчишеской худощавости не осталось и в помине, под одеждой угадываются литые округлые мышцы, и взгляд не распахнутый, полный удивления перед причудами жизни, а с истинно мужским строгим прищуром. Хотя постоянно возникающая на губах молниеносная улыбка и выдает живой и непоседливый нрав…
– В самом деле? – откликнулся его приятель, орловский помещик Барсуков, лихорадочно копаясь в своем саквояже. Он был в одном белье, панталоны и белоснежная сорочка висели на спинке стула, а где-то в глубине квартиры камердинер утюжил фрак.
Из саквояжа вылетали, будто от разрыва гранаты, платки, носки, перевязанные лентами пакетики, мешочки; шлепнулась на пол потрепанная книжка «Искусство флирта и обольщения»; наконец вспорхнули к люстре большие домашние туфли без задников.
Барсуков на миг оторвался от своего занятия и оценивающе взглянул на Давыдова.
– Хорош!.. За что «Анну»-то схлопотал?
– За Люйшунь.
– Ух ты! Это когда там эскадру япошек на минное поле заманили?
– Ага. Славную «липу» им тогда подкинули…
– Сокол ты, Давыдов! Весь в деда… Так что ты там про «Ведомости» сказал?
– Да репортеришки ихние – сущие балаболки: где-то что-то краем уха услышат, сущую нелепицу, и сразу раздувают событие европейского масштаба, а потом из номера в номер извещают о своем расследовании. И вся Москва потешается! – усмехнулся Денис, отойдя наконец от зеркала вполне довольный собой.
– А им того и надо, – поддакнул Барсуков и вернулся к прерванному занятию – поискам запропастившихся куда-то запонок. Он сумел вырваться из имения, оставив жену с новорожденной дочкой, и примчался в столицу тратить деньги. А для этого следовало сделать из себя светского льва хотя бы на две недели. – Читал недавно про медведя?.. Да вот же они! В последний миг Катя сунула…
Разогнувшись, он показал коробочку, открыл ее, недовольно хмыкнул.
– Алеша, надень другие запонки. – Давыдов искренне посочувствовал приятелю. – Почему тебе понадобились именно яшмовые? Кто вообще тебя запонками снабжает? Это же сущий ужас!
– Жена… – вздохнул Барсуков. Он пытался одеваться не хуже столичных щеголей. Получалось плохо.
– Выбрось, право. Новые купим на Кузнецком Мосту… Так что медведь? Я не уследил – хозяин нашелся?..
Из номера в номер репортеры описывали страдания юного медведя. Сперва он был опоен водкой и отправлен из Вышнего Волочка в Москву в багажном вагоне, уложенный в кадушку и укрытый рогожей. Затем мишка проснулся слишком рано, на станции Кулицкой, вылез и произвел подозрительный шум. Станционные служители решили, что в вагоне заперт сундучный вор – мошенники наловчились сажать щупленьких парнишек в хитро устроенные сундуки и отправлять в виде багажа, чтобы за время пути воришка вылез, обчистил все ящики и чемоданы и с добычей забрался обратно. Вызвали полицию, вагон оцепили, двери раздвинули и увидели страшное чудовище. Перепуганный медведь вскидывался на задние лапы, ревел и, сказывали, едва не пробил дурной башкой вагонный потолок. Его поскорее заперли и отправили в столицу – пусть там разбираются. И вот выяснилось, что зверя уложили в кадушку по распоряжению именитого купца Бабушинского. Его управляющий привез кадушку и проследил, чтобы ее установили в углу вагона. Он же, будучи приперт к стенке, и про водку рассказал.
– Нашелся! Штраф платить не желает… Вот неплохо бы, если этот купчина вздумает дворянства добиваться, поместить ему на герб медведя в кадушке!
Давыдов рассмеялся.
– Это было бы по заслугам, – сказал он. – А вообще – недостоин наш купчина такого зверя. Геральдический медведь – это сила, ловкость и большое упрямство при защите отечества. Кажется, в гербе города Берлина он присутствует, еще какие-то европейские города его присвоили.
– Да, медведь – он такой… Это я тебе как охотник говорю. Куда опаснее льва. А львов на гербах развелось – на целую Африку хватит, и за что им такая честь? Взять хотя бы британского! На самом же деле лев – ленивая скотина, ему львицы добычу приносят.
1
Краткие биографии главных героев приведены в конце книги, дабы пытливый читатель мог удостовериться, что мы ничего не выдумали. – Примеч. авт.