— Ну, без глупостей, — насторожился Геркулес. — Разве я слишком сильно взял в оборот арабишку?
— Араб уже ни на кого не настучит. Он лежит на палубе с тринадцатидюймовым гвоздем в виске.
— Черт с ним! Но ты, видно, хочешь, чтобы мы все головы лишились, если нас поймают!
— Ладно, я все возьму на себя. Одним больше, одним меньше, какая разница. Вы хорошо знаете, что я был приговорен к смерти, потом пожизненно, потом к ста с лишним годам… и хуже мне от того не стало. Дела свои я веду честно и готов получить по заслугам, если нас зацапают ищейки. Сам подставлю шею под топор, а вы схлопочете всего два года кандалов. Но поговорим о деле, а то мы все не о том. Вчера в полдень, вернувшись с работ, я повстречал в порту Жан-Жана, этого длинного черномазого с Мартиники, его помиловали лет пять назад. Ты не знавал его, Нотариус, так как в ту пору еще не ишачил на властей.
— Продолжай, — глухо перебил человек, которого Луш насмешливо назвал этим прозвищем.
— Тут меня и осенило, как заставить его помочь нам с побегом. Я ведь давно замышлял это дельце. Поболтав с ним на досуге, я узнал, что он служит матросом. На тапуйе — это такое туземное суденышко, ходит между Кайенной и рудниками Марони. Жан-Жану не улыбалось оставаться в праздник на борту, пока хозяин и все остальные будут гулять. Он мне простодушно сказал, что пошел бы и сам на танцульки, будь у него хоть грош в кармане. Ну, я и смекнул.
«Жан-Жан, — говорю я ему, — тут у меня завалялась монета в двадцать франков, и отчего ж не отдать ее старому товарищу? Но при одном условии: сегодня вечером, в десять часов, ни раньше ни позже, ты не побоишься пойти на риск. Привяжешь лесу к обрывку каната, что будет свисать из двенадцатого люка штирборта «Форели». Леса должна доставать отсюда до твоего тапуйя. А потом спокойно вернешься к себе на судно, загрузишь пирогу — положишь в нее четыре весла, четыре фляги, четыре длинных ножа и мешок с маниоковой мукой[12]. Затем крепко привяжешь конец лесы к этой пироге. Понял?»
«Моя понял, — ответил черномазый, лукаво подмигивая. — Я согласен, но ты заберешь моего дружка Амелиуса».
«Он же работает на берегу!»
«Это меня не касается… Твоя должен его предупредить».
«Ладно, держи монету!» — сказал я.
И вот Жан-Жан, как вы знаете, сдержал слово. В назначенный час Геркулес выудил пирогу, в которой мы теперь сидим.
— А как же твое обещание? Ведь Амелиуса, или как мы его зовем, Маленького Негра, с нами нет!
— Потерпи, Нотариус. Ты знаешь, честный каторжник всегда держит слово. Уж я расстарался, чтобы его предупредить, и мне повезло. На разгрузке корабля с быками я увидел Шоколада с Кривым и Психа, высокого араба, у которого на виске вытатуирована синяя молния. Они взялись передать Амелиусу что надо — при условии, что их тоже прихватят.
«Ладно, — согласился я. — Встречаемся после полуночи в северной части Крик-Фуйе (Обысканный залив). Кто придет первым, подождет других».
«По рукам, — ответил Кривой. — Я займусь остальными, мы вечером не вернемся в тюрьму, а сразу сбежим, я украду лодку на канале Лосса́ — и в путь на Крик-Фуйе».
Вот как обстоят дела, дети мои! Пролог пьесы сыгран, пора приступать к первому акту!
— Начало неплохое, — заметил Нотариус после некоторого раздумья, — а дальше-то что? Скоро побег откроется, и за нами пошлют погоню. Будут травить, как бешеных собак… Придется очертя голову мчаться через лес, где полно разных зловредных гадов и насекомых. Да и диких зверей предостаточно…
Насмешливый хохот был ответом на этот перечень опасностей, поджидавших беглецов. Луш саркастически возразил:
— И глуп же ты для ученого, как я посмотрю!.. Властям наплевать на беглых каторжников, они думают, что нам отсюда никогда не выбраться. Да только не на дураков напали! Правда, почти все, кто сбегает, потом без памяти рады вернуться назад, если не подохнут от голода и лихорадки. Еще как счастливы бывают, когда им на лапу кандалы с ядром прицепят!
— Значит, я был прав!
— А я тебе опять говорю, ты глуп! Заруби себе на носу, что этими олухами не командует Луш, краса и гордость всех гвианских каторжников, отъявленный плут, скажу не хвастая! Луш давно уж все обдумал… он ничего не делает наспех, как могло бы вам показаться, когда мы так скоренько убрались из тюряги. План-то был готов давно… А сегодня вечером подходящий случай выдался, и я его не упустил, вот мы и здесь.
Эта хвастливая речь была встречена одобрительным ропотом.
— Видите ли, друзья, побеги редко удаются, а все из-за чего? Из-за того, что совершаются наобум, без подготовки. Ссыльные из Сен-Лорана попадают в лапы голландцев, а те их живо отправляют обратно. В этой паршивой стране беглых выдают. А те, кто пытается добраться по суше в Английскую Гвиану, терпят такие муки, что у тебя, мой бедный Нотариус, просто бы волосы встали дыбом. Но мы в Кайенне, в тридцати лье[13] по прямой от страны, которая просто рай земной для тех, у кого нелады с обществом. Ни тебе губернатора, ни консулов, ни каторги, ни ищеек! Человек там свободен, как звери в лесу. Ни власти, ни закона! Можно без хлопот грести золото лопатой и делать что вздумается, даже творить добро, коль придет такая блажь!
12
Маниоковая мука — мука, приготовленная из клубней маниоки (другие названия: тапиока, кассава), растения семейства молочайных, родом из Южной Америки. В сыром виде клубни (вес их до 10 кг) ядовиты, но при варке или печении яд разрушается.