Интересно, что после войны фон дем Бах попытался выставить себя «спасителем» евреев, убитых во время этой операции: «Я полагаю, что спас примерно десять тысяч евреев, посоветовав им спрятаться на Припятских болотах. Это не такие болота, как их представляют в мире. Это в основном леса и водоемы. Я сказал евреям, что с этих болот они смогут выйти к позициям русских»[201].
По распоряжению фон дем Баха полицейский полк «Центр» (307-й, 316-й и 322-й батальоны) летом 1941 г. проводил расстрелы еврейского населения в Белостоке, Брест-Литовске, Беловеже, Марсевке, Пинске, Березе-Картузской, Старобине и Минске[202].
2 и 3 октября 1941 г., по указанию Баха, 8-я айнзатцкоманда оперативной группы «Б», 316-й и 322-й полицейские, 51-й украинский охранный батальоны и полицейская команда «Вальденбург» уничтожили в Могилеве 2273 узника местного гетто. 16 дней спустя, 19 октября 1941 г., экзекуции подверглось еще 3726 евреев[203]. Фон дем Бах лично присутствовал на казнях и подбадривал своих подчиненных, усердно выполнявших задачу по «переселению преступных групп».
Впрочем, спустя какое-то время Бах стал страдать от галлюцинаций: ему чудились призраки убитых и замученных людей. В результате нервного расстройства у него случился парез кишечника. 10 января 1942 г. Баха госпитализировали и отправили в Германию, где он перенес ректальную операцию. Гиммлер настаивал на скорейшем выздоровлении пациента. Но Бах вовсе не горел желанием возвращаться в Белоруссию.
Во время одного из визитов Гиммлера он обратился к нему с вопросом, нельзя ли остановить расправу над евреями. Рейхсфюрер закричал не него: «Это приказ фюрера! Евреи — носители большевизма… Попробуйте только отдернуть свои пальчики от еврейского вопроса, тогда увидите, что с вами будет»[204].
Эрих фон дем Бах находился на лечении с января по май 1942 г. Его обязанности временно исполнял начальник штаба высшего фюрера СС и полиции Центральной России, бригадефюрер Карл Фридрих граф фон Пюклер-Бюргхауз. В планировании и организации борьбы с партизанами участия он почти не принимал. В январе — феврале 1942 г. Шенкендорф выделил для СС и полиции лишь определенные районы, где они должны были нести охранную службу. Другими словами, СС в тот период отводилась в антипартизанской войне второстепенная роль[205].
Один из руководителей партизанского движения в Белоруссии, Герой Советского Союза В.И. Козлов (до войны — второй секретарь Минского обкома) в своих мемуарах охарактеризовал антипартизанские действия в период декабря 1941 г. — января 1942 г. как «бешеный натиск немецко-фашистских войск». Он признает, что «это был очень сложный и тяжелый период борьбы с фашистскими захватчиками. В районах Минской и других смежных областей Белоруссии беспрерывно проводили свои операции крупные подразделения эсэсовцев. Гитлеровцы поставили своей целью во что бы то ни стало расправиться с белорусскими партизанами. Нашим отрядам приходилось ежедневно вести жестокие бои, маневрировать, часто менять места дислокации. Особенно трудное положение создалось в Страдобинском, Краснослободском, Гресском, Копыльском, Слуцком, Рудненском, Борисовском и Смолевичском районах. Отрядам Коржа, Меркуля, Бондаровца и некоторым другим пришлось временно перебраться на Любанщшгу, Глущину и в район Старых Дорог. Базы этих отрядов, подготовленные к зиме, были оставлены под наблюдением партизанских связных»[206] …
В феврале 1942 г. батальон Дирлевангера, переброшенный железнодорожным транспортом через Ковель и Коростень, прибыл в старинный восточно-белорусский город и административный областной центр Могилев. Часть формально передали в оперативное подчинение высшего фюрера СС и полиции Центральной России, но фактически браконьерская команда подчинялась Главному управлению СС и непосредственно Бергеру[207].
Формирование Дирлевангера разместили в пригороде Могилева, выделив помещения дома престарелых. В советской литературе также встречается версия, что батальон располагался на окраине города, в Печерске, на территории бывшей психиатрической больницы. Сначала, как и в оккупированной Польше, личный состав выполнял охранные функции. Рядом с расположением батальона находилось еврейское гетто, поэтому на штрафников возложили караульные задачи и доверили проведение облав[208].
Ветеран-дирлевангеровец рассказывает о том, как военнослужащие зондеркоманды действовали против еврейских узников: «В домах гетто не было электричества. Там всегда было темно и уныло. Окна часто были занавешены, забиты, стекол не было. Внутри обычно жгли восковые и сальные свечи. Жилое пространство было ограниченным и тесным. Где могли разместиться восемь человек, жили 10 или 20. Как-то мы зашли с карманными фонариками в комнату, отдернули шторы и вышибли прикладами винтовок доски, прибитые к окну, и увидели испуганные лица. В связи с отсутствием гигиены внутри помещений ужасно воняло… В ходе обысков мы иногда стреляли, и кого-то убивали. Помню, как член нашей команды неоднократно стрелял в людей… Вы не поверите, если я скажу, что некоторые евреи прятались во время облав для того, чтобы скрыть ценности. Думаю, для них ювелирные украшения или какие-нибудь предметы искусства были важнее, чем что-нибудь поесть!»[209]
202
203
205
207
Erinnerungen an das SS-Sonderkommando «Dirlewanger»… S. 21;
208
Erinnerungen an das SS-Sonderkommando «Dirlewanger»… S. 22;