– У меня тут письмо… от сестры… у нее есть пара знакомых в Адмиралтействе. Она пообещала мне, что с помощью своего алькова сделает меня пост-капитаном… Что ты на это скажешь, чертов мистер Дринкуотер? Разве это не самая приятная новость в твоей жизни? – он сделал паузу, чтобы посмеяться над своей грубой шуткой. Потом улыбка сошла с его губ, как и пьяная вальяжность. Угроза, которую он собирался произнести, шла от самого сердца, да еще подогревалась ромом:
– А если так, то я смогу уничтожить тебя и твою мисс Бауэр. Я сделаю это… Богом клянусь…
При упоминании имени Элизабет Натаниэль почувствовал уже знакомую ему холодную ярость. Моррис навзничь полетел на палубу. Дринкуотер наполовину вытащил шпагу из ножен, но презрение, которое пробуждала распростертая у его ног фигура противника, отрезвила его. Он захлопнул хлипкую дверь каюты и задвинул шпагу назад. Снаружи доносилось шарканье – это Моррис пытался встать.
Дринкуотер стоял посреди каюты, постепенно его дыхание стало возвращаться в норму. Его трясло, как осиновый лист на ветру, и он поймал себя на том, что смотрит на картину с изображением «Алгонкина», подаренную ему Элизабет, и которую доступное теперь уединение позволило повесить на стену. Натаниэль ущипнул себя, чтобы убедится, что это не сон…
Шестнадцатого августа 1781 года стоящие у Санди-Хук корабли заметили на юге паруса. Прибывший сэр Сэмюэл Худ брызгал слюной от ярости, обнаружив, что адмирал Грейвз еще в Нью-Йорке. Контр-адмирал лично сошел на берег, чтобы побудить Грейвза к действию, и обнаружил, что тот квартирует в уютно обставленном доме. Хотя Худ и был младше Грейвза, он произвел на последнего впечатление, рассказав о силе французского флота в северо-американских водах. Зная о малодушии Грейвза, Худ опустил некоторые детали, касающиеся плохого состояния собственной эскадры, один из кораблей которой едва держался на плаву.
Грейвзом овладело вдруг лихорадочное желание действовать, и он дал флоту приказ выйти в море. Но эскадра из двадцати одного линейного корабля смогла отправиться на юг не раньше, чем к концу месяца. Де Баррас вышел в море из Род-Айленда с восемью линейными кораблями, а днем раньше адмирал де Грасс встал на якорь со своим флотом из двадцати одного линейного корабля, а также некоторого количества фрегатов и транспортов в бухте Чезапик. Он также высадил десант из трех тысяч солдат с целью окружить неприметный полуостров, называемый Йорктаун. Лорд Корнуоллис оказался отрезан, Вашингтон и Рошамбо двигались с Гудзонских холмов через Нью-Джерси на юг, подставляя фланг сидящему сиднем в Нью-Йорке Клинтону. Они намеревались соединиться с Лафайетом и замкнуть железное кольцо окружения вокруг беспомощного Корнуоллиса.
Дальнейшее вошло в историю. Английский флот вышел в море слишком поздно. Грейвз не взял с собой фрегаты, и «Циклоп», таким образом, не принял участия в последовавшей битве. Сражение с де Грассом оказалось ничейным, но для Грейвза и этого было достаточно. Де Грасс сохранил контроль над бухтой Чезапик. К этому времени де Баррас еще не прибыл, но Грейвз, которого идея второй попытки схватиться с де Грассом приводила в ужас, счел, что подкрепления к французам уже подошли, и отступил. Корнуоллис остался один.
Была предпринята отчаянная попытка форсировать Джеймс-ривер, где у Глостера удерживал плацдарм Тарлтон, но едва первые лодки пересекли реку, разразился ужасный шторм, и попытка прорваться в Нью-Йорк окончилась неудачей. Спустя несколько недель лорд Корнуоллис капитулировал, и война в Америке если еще не де-юре, то де-факто была закончена29.
«Циклоп», несший дозорную службу на востоке, не принял участия в битве у мыса Виргиния, также не столкнулся и эскадрой де Барраса. Вернувшись в Нью-Йорк, фрегат получил запоздалое распоряжение вернуться в распоряжение флота Канала. Отправив в конце октября быстрый тендер «Раттлснейк» с вестями о капитуляции армии Корнуоллиса, Грейвз начал терзаться сомнениями: хотя суденышко и имеет быстрый ход, зато слабо вооружено, и может стать легкой добычей французского крейсера или американского приватира. В свойственной ему манере адмирал принялся причитать о судьбе «Раттлснейка», боясь, что его рапорт может попасть в руки врага. И на всякий случай решил отправить копию документа с фрегатом.
Его секретарь подсказал мудрую идею поручить это «Циклопу», возвращающемуся к Кемпенфельту.
Временный лейтенант Натаниэль Дринкуотер остановился, чтобы посмотреть на грот-брамсель. Его тело без усилий сохраняло равновесие, раскачиваясь в такт движениям корабля. Свежий юго-западный ветер свистел в снастях, занося брызги через поручни наветренного правого борта.
С минуту Натаниэль наблюдал за парусом. Трепет шкаторины и передававшаяся нижнему рею вибрация служили безошибочными признаками. Время убавлять паруса.
– Мистер Уайт! – парнишка был тут как тут. – Мои наилучшие пожелания капитану. Передайте, что ветер свежеет. Прошу разрешения убрать брамсели.
– Есть, сэр!
Дринкуотер подошел к нактоузу. Двое рулевых обливались потом, стараясь удержать «Циклоп» на курсе. Лейтенант посмотрел на слабо отсвечивающую картушку компаса. Пробивающийся дневной свет уже делал излишним мерцание масляной лампы. Тяжелые серые атлантические валы приподнимали корму фрегата, и толкали ее вперед, потом прокатывались дальше, заставляя бушприт корабля устремляться в небо. Этот цикл повторялся день за днем, все три тысячи миль, отделяющих Нью-Йорк от мелей Ла-Манша.
Дринкуотер совершенно не разделял чувства стыда, терзающего капитана Хоупа, который брился в своей каюте. Ведь Хоупу был уже знаком хмельной вкус победы, он познал его в славный период Семилетней войны. Потерпеть поражение на закате карьеры было горьким ударом, перечеркивавшим годы труда, и единственной облегчающей боль пилюлей был вексель банка Тавистока на четыре тысячи фунтов стерлингов.
А для Дринкуотера события последних недель были невероятными. За время бесплодных поисков эскадры де Барраса они обрыскали все побережье Лонг-Айленда и Новой Англии. Избавившись он Морриса, Натаниэль наслаждался жизнью. Сперва осторожно, а потом все более уверенно он овладевал наукой управления кораблем. Дринкуотер поднял взгляд на убранные брамсели. Верность его решения подтверждал факт, что «Циклоп» не уменьшил ход.
Юноша заметил, что по трапу поднимается Хоуп. Он освободил наветренную сторону, отсалютовав капитану.
– Доброе утро, сэр.
– Доброе, мистер Дринкуотер. – Хоуп огляделся. – Есть что в виду?
– Никак нет, сэр.
– Прекрасно.
Хоуп заглянул в вахтенный журнал.
– По моим расчетам, к вечеру должен показаться Лизард, сэр, – осмелился вставить Дринкуотер. Хоуп хмыкнул и принялся расхаживать по наветренной стороне квартердека. Дринкуотер отправился на подветренную сторону, где ежился от холода молодой Чоки Уйат.
– Мистер Дринкуотер! – воскликнул вдруг капитан.
– Сэр? – Натаниэль подскочил к нахмурившемуся Хоупу. Сердце юноши упало. – Сэр?
– Вы не нацепили шпагу.
– Сэр? – растерянно пролепетал Дринкуотер.
– Это в первый раз со времени вашего назначения, когда вы не надели ее.
– Правда, сэр? – Дринкуотер залился краской. Уайт за спиной у него захихикал.
– Всегда стоит уделять больше внимания тщательному исполнению своих обязанностей, чем внешним атрибутам. Я рад видеть это.
Дринкуотер проглотил стоящий в горле ком.
– Да, с-сэр. Спасибо, сэр.
Хоуп возобновил прогулку. Уайт ухмылялся: шпага Дринкуотера стала притчей во языцех между палубами. Натаниэль повернулся к нему:
– Мистер Уайт! Возьмите-ка подзорную трубу и отправляйтесь на фок-мачту. Ждем появления Англии!
– Англии, Нат… мистер Дринкуотер, сэр?
– Именно, мистер Уайт, Англии!
«Англия, – подумал он про себя, – Англия и Элизабет…».
29
Восьмитысячный отряд лорда Корнуоллиса сдался американо-французским войскам Вашингтона и Рошамбо 19 октября 1781 года. Юридически война за Независимость завершилась подписанием Версальского мирного договора в 1783 году.