Далее в Повести временных лет содержатся ещё два очень важных утверждения: «И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: "Да будет это мать городам русским" ("Се буди мати градомъ русъскимъ"). И были у него варяги, и словени, и прочие, прозвавшиеся русью». «Мать городов», как уже давно замечено, — это буквальный перевод греческого слова «митрополис», то есть метрополия, столица[132]. Олег объявляет Киев столицей, центром всей Руси. Таким образом, происходит символическое объединение севера и юга, объединение двух центров государственности — Новгорода, откуда пришёл Олег, и Киева, который он сделал столицей. Значение этого события принципиально: «Утверждение Олега в Киеве стало решающим шагом на пути государственного строительства в Восточной Европе»[133]. Действительно, условный 882 год можно считать важной вехой в ранней истории Руси, наравне с не менее условным 862-м.
Впрочем, в словосочетании «мати градом» применительно к Киеву усматривают и библейские аллюзии. В византийском «Житии преподобного Василия Нового», известном составителю Повести временных лет, «матерью городов» именуется новый, небесный Иерусалим, город Иисуса Христа после Второго пришествия. Эти слова, бесспорно, восходят к Посланию апостола Павла к галатам (4: 26): «А вышний Иерусалим свободь есть, иже есть мати всем нам». Таким образом, Киев мог пониматься как центр всего православного, богоспасаемого мира[134]. Правда, весть об этом оказывается вложенной в уста князя-язычника, что заставляет усомниться в столь неочевидной интерпретации летописного текста[135]. Вторая же фраза — о том, что варяги, словене и прочие прозвались русью — сопровождается в тексте Новгородской первой летописи показательным словом «оттоле», то есть «с этого времени». Иными словами, после объявления Киева стольным градом варяги, словене и прочие подвластные Олегу племена стали называться «русью»[136], то есть название княжеской дружины (преимущественно скандинавской по своему составу, о чём свидетельствует и русско-византийский договор 911 года) перешло на всех «подданных» Олега и стало собирательным наименованием для всего «народа»[137]. Тем самым летописец фиксирует важный момент в истории и эволюции самого понятия «русь», приурочивая его расширительное, этнополитическое значение к деяниям Олега, прежде всего к захвату Киева и объявлению его столицей. В этом заключался один из ответов на поставленный в самом начале Повести временных лет вопрос «откуду Руская земля стала есть», то есть как она создалась и как стала называться Русью.
Русью отныне стало называться население среднего Поднепровья, включая киевских полян. По-видимому, эта ситуация нашла отражение в таком западноевропейском латиноязычном источнике, как «Баварский географ». Название этого источника условно, он представляет собой географический текст, озаглавленный «Описание городов и областей к северу от Дуная». Его текст, по-видимому, был написан в швабском монастыре Рейхенау (в верховьях Рейна), который был важным интеллектуальным центром тогдашней Европы. Баварский географ датируется второй половиной IX века (вероятно, после 870 года)[138]. В нём перечисляются различные племена, более или менее отдалённые от Дуная, в большинстве своем славянские, и указывается количество «городов» в их землях (под городами следует понимать укреплённые поселения, причём порой эти числа, особенно для наиболее отдалённых племён, носят фантазийный характер). В самом перечне условно выделяют несколько частей, в одной из которых содержится упоминание области Ruzzi, то есть Руси. Русь помещена между такими названиями, как Caziri, то есть хазары, и некие Forsderenliudi. Существует предположение (встречающее, впрочем, критику), что под вторыми можно понимать неких «лесных людей», то есть древлян[139]. В этом случае этноним русы характеризует в Баварском географе ту русь, которая закрепилась на юге, в Киеве и дала своё название подвластным племенам.
132
ПВЛ. С. 409 (коммент. Д. С. Лихачёва). Есть и иное толкование этого места: выражение «мать городов», будучи, по сути, калькой с греческого, близко в какой-то степени и древнескандинавскому языку, где слово «город» (в отличие от древнерусского) — существительное женского, а не мужского рода (
134
135
И. Н. Данилевский пытается объяснить это тем, что «иудеи, не познавшие Бога, отвергнуты, а к благодати и истине призваны новые люди — язычники» (Там же. С. 362–363), однако и этот аргумент не отменяет исключительно языческого контекста всей истории Олега. Ещё менее убедительна параллель несения Игоря Олегом на руках с несением сыновей на руках народами к будущему Спасителю из Книги пророка Исайи (49: 22: «и приведут сыны твоя в лоне и дщери твоя на плещах возьмут») — само по себе несение на руках кого-то малолетнего (напомню, что Игорь не был сыном Олега) не может служить аргументом для установления взаимосвязи мотивов, а соответствующее упоминание в ПВЛ могло объясняться как указанием на малолетство Игоря, так и необходимостью его представления в рассказе Аскольду и Диру, исходя из обоснования легитимности действий Олега.
137
«Надплеменного имени, относящегося ко всей Русской земле» —
138
Комментированные публикации см.:
139