По-настоящему Гусинского беспокоили даже не военные, а другие олигархи. Все время не давала ему покоя мысль о Потанине. На начальном этапе подготовки Гусинский просил Чубайса не допускать быстро растущий “ОНЭКСИМ-банк” Потанина к участию в аукционе по телефонной компании, поскольку в то время Потанин был первым заместителем премьер-министра. Чубайс согласился, направился к Потанину и попросил его не принимать участие в аукционе. Потанин пообещал, но как только 17 марта вышел из состава правительства, передумал. Он захотел участвовать в аукционе и сказал, что его обещание было действительно лишь до тех пор, пока он оставался членом правительства{458}.
Атмосфера среди олигархов стала напряженной. “Странно, что люди говорят о семи банкирах, управляющих страной, — сказал мне в то время Малашенко, — они ненавидят друг друга. У них разные интересы. Когда они сидят вместе за одним столом, напряженность даже в воздухе чувствуется”{459}.
Деньги Потанина заставляли Гусинского нервничать. Он полагал, что мог бы конкурировать в борьбе за “Связьинвест” с рациональными иностранными инвесторами, которые трезво оценивали компанию с учетом ее активов и потенциальной стоимости телефонных линий. Но он боялся, что соперничать с Потаниным, в распоряжении которого находились огромные денежные средства, было бессмысленно. Он знал, что одним из вкладчиков банка Потанина была Федеральная таможенная служба, имевшая на своем счету более миллиарда долларов. Кроме того, Гусинский был уверен, что произошла утечка информации и Потанин получил всю документацию, относящуюся к сделке по продаже “Связьинвеста”. Эта документация давала Потанину большое преимущество.
Гусинский и Фридман организовали еще одну конфиденциальную встречу с Чубайсом. По словам Гусинского, они сказали Чубайсу, что Кох, руководивший приватизацией, получал деньги от Потанина. Чубайс вступился за своего человека, уверяя их в честности Коха. Возникшее разногласие стало первым предвестием грядущего скандала{460}.
Беспокойство Гусинского относительно Потанина было вполне обоснованным. Он не только сам располагал огромными денежными средствами, но и имел доступ к еще более значительным суммам через Бориса Йордана, энергичного молодого финансиста и брокера, хорошо заработавшего на ваучерах и участвовавшего в разработке схемы “займы в обмен на акции”. Йордан привлек к участию в сделке по приобретению Потаниным “Связьинвеста” суперфинансиста и филантропа Джорджа Сороса[44]. Сам Потанин встретился с Соросом гораздо позже; сделка по “Связьинвесту” стала результатом усилий Йордана. “Я заинтересовал его сделкой, — рассказывал Йордан о Соросе. — Но мне известно, кто заинтересовал его Россией, это был Немцов”{461}.
Сорос испытывал двойственное отношение к инвестициям в Россию. Как правило, он не любил вкладывать деньги в те страны, в которых выступал в качестве филантропа. Его помощь России была существенной. Помимо прочего, он без постороннего участия помог издать новые, правдивые учебники истории для российских школьников, назначил стипендии для студентов и ученых, спас издавна издававшиеся в России литературные “толстые журналы”, такие, как “Новый мир”, тиражи которых резко упали. Сорос также продемонстрировал глубокое понимание важности и трудности создания гражданского общества в постсоветском мире. Сорос отклонил настойчивые предложения Березовского относительно “Сибнефти” в 1995 году, опасаясь политических рисков. Но спустя два года он был готов вложить деньги в Россию. В июне 1997 года я завтракал с Соросом в Москве в гостинице “Метрополь” и был потрясен его анализом российской экономики. Сорос заработал миллиарды долларов, принимая правильные решения в нужное время. “Россия, — сказал он, — перешла от крайностей советской системы к крайностям стихийного капитализма или, вернее, грабительского капитализма”. Олигархи? “Они — очень грубые и очень алчные”.
Однако назначение Немцова вселило в Сороса надежду. Молодой реформатор убедил Сороса, что настало время инвестиций в Россию. “Я вижу путь, по которому можно перейти от грабительского капитализма к настоящему капитализму”, — сказал Сорос{462}. Хотя в то время я не знал об этом, через несколько дней после нашего совместного завтрака Сорос лично протянул руку помощи испытывавшему нехватку наличных денег российскому правительству. Чубайс и Немцов обещали до і июля выплатить задолженность по зарплате государственным служащим, но денег на это не было. Кох позвонил Йордану и сказал, что правительство отчаянно нуждается в деньгах. Йордан позвонил в Нью-Йорк Соросу, но в его офисе сказали, что он находится в Москве в “Метрополе”. Йордан приехал в гостиницу и уговорил Сороса предоставить краткосрочный кредит в размере нескольких сотен миллионов долларов между 25 июня и 3 июля, до получения Россией доходов от продажи еврооблигаций{463}. За завтраком я не узнал еще об одном секрете: Сорос решил вложить крупную сумму в сделку одного из “баронов-разбойников”, которых он осуждал, выделив 980 миллионов долларов на приобретение Потаниным “Связьинвеста”. Благодаря буму на фондовом рынке любая инвестиция представлялась беспроигрышным делом. Позже Сорос рассказал, что общая сумма его инвестиций в Россию составила 2,5 миллиарда долларов, что сделало его в то время крупнейшим западным портфельным инвестором в России{464}. Он тоже гнался за “черным золотом”.
44
Йордан и Потанин объявили 9 июля, что они объединяют “Ренессанс-Капитал” Йордана и “Международную финансовую компанию” Потанина. Слияние компаний произошло лишь после аукциона по продаже “Связьинвеста”, но они уже тесно сотрудничали.