Теперь, я думаю, подошло время вернуться немного назад и продолжить отчет о тех дебатах, которые наши сыщики вели в субботу. Так будет понятнее, почему Миша, который обычно легко воспламенялся при возможности пофонтанировать безумными идеями[20] и смелыми гипотезами, относился к собственным соображениям и предположениям по поводу смерти Нины не то чтобы скептически – ведь рассуждали они, вроде бы, вполне здраво и логично, – но всё же как-то уныло и без особой уверенности.
Обсудив со всех сторон версию о связи кладовщицы с преступниками, которых можно было подозревать и в ее отравлении, – версию, во всем сыщиков устраивающую и внутренне непротиворечивую, но не имеющую ни малейшего фактического подтверждения, – приятели перешли к альтернативной гипотезе. Оная заключалась в предположении, что связь между Мизулиным и Ниной возникла не вследствие их совместного участия в чьих-то темных махинациях, а была непосредственной и имела под собой амурную, скажем так, почву. Идея эта пришла Мише в голову днем раньше, и он с нетерпением ожидал, когда он сможет изложить ее своему партнеру.
Радикально переворачивая взгляд на всю ситуацию, эта гипотеза обладала несомненными достоинствами, поначалу совершенно очаровавшими нашего Ватсона. Главное: она позволяла избавиться от постулирования неких – никому не ведомых – преступников, неизвестно зачем старавшихся проникнуть в их заштатный НИИКИЭМС. Ведь именно в бессмысленности такого поведения профессиональных бандитов и состояла чуть ли не главная странность и непонятность этого дела. Нечего им было тут делать! Теперь – после успеха их исследовательской экспедиции к двери черного хода – стало ясно, что озадачивавшая всех феноменальная способность преступников проникать в институт через все решетки и запоры и столь же фантастически исчезать в кратчайший срок с места происшествия не требовала никаких криминальных талантов. Обнаруженное сыщиками простейшее приспособление могло быть оборудовано любым человеком, имеющим привычку работать руками. И не только квалифицированному электрослесарю Мизулину это было раз плюнуть, но и сам Миша брался выполнить такую несложную работу за какие-нибудь полчаса-час. А после такой переделки запоров любой, имевший ключ от наружного замка, мог безо всякого труда проходить туда и обратно через «наглухо запертые двери». Основной довод в пользу существования шайки ловких ворюг, таким образом, исчез, и, повернув ход расследования в другую сторону, можно было надеяться на избавление от головной боли в отношении их загадочной преступной деятельности.
Предположим, фантазировал Миша, между двумя – близкими по возрасту и уже ранее знакомыми – людьми возникают некие пылкие чувства, перерастающие в тесную интимную связь, которую приходится тщательно скрывать от окружающих, – Нина замужем и пока еще вовсе не собирается резко менять свою жизнь. Перед любовниками встает вопрос о месте встреч, поскольку встречаться у Нины, когда муж уходит на дежурство, слишком рискованно, а избрать местом свиданий комнату Саши она считает тоже неудовлетворительным решением. Во-первых, кругом всегда есть люди – и еще неизвестно, с кем можно случайно столкнуться на улице или в подъезде, – а во-вторых, слишком далеко – оттуда до шести утра и не уедешь. Естественная в таких условиях мысль: воспользоваться хорошо знакомым им обоим зданием института. Огромное пустое весь вечер и всю ночь помещение. Вероятность встретить кого-то знакомого – практически нулевая. Никого ведь – кроме вахтера – почти никогда нет. Здание в центре. И вполне приемлемые бытовые удобства: вовсе не обязательно ориентироваться только на склад – в приемной, например, роскошный диван[21], тепло, чисто. Чего еще желать? После небольшой переделки Мизулиным входной двери (вероятно, не без помощи Нины, незаметно позаимствовавшей с вахты ключ от внутреннего замка) и несложного подбора требуемых ключей (а любовники могли воспользоваться не только приемной, но и какой-то из лабораторий, где тоже имелись разные диваны и кушетки) любовное гнездышко можно было считать обустроенным. В течение некоторого времени между ними существовали, вероятно, идиллические отношения, в связи с чем бывший пьяница резко покончил со своим пороком и, как мы знаем из рассказа соседки, даже начал строить далеко идущие планы.
20
Это, приписываемое Нильсу Бору, ходячее выражение было в те давние годы в большой чести и повторялось в сотнях журнальных статеек, в которых описывались увлекательная жизнь и свершения ядерных физиков, кибернетиков и прочих счастливцев, находившихся
21
Об этом начальственном диване, в свое время поразившем нашего героя аккуратностью и добротностью кожаной обивки и благородным изяществом классических форм, стоит сказать пару отдельных слов. Миша был так восхищен этим – впервые в жизни попавшемся на его пути – совершенным творением мебельного искусства, что дал себе обет, что, когда он обзаведется семьей и у него появится собственная квартира, он непременно приобретет себе аналогичный диванчик – из кожи (своей личной кожи) вылезет, но добьется желаемого. Правда, в тот момент, когда он делился со мной планами тех лет – слегка посмеиваясь над своей молодой горячностью, – его давняя мечта еще не претворилась в жизнь. Более того: с каждым годом шансы на ее осуществление всё уменьшались. И поступающие в продажу диваны становились всё примитивнее и невзрачнее, а цены на натуральную кожу поднялись на астрономическую высоту (куртку не купишь – не то что диван), и «достать» самую обыденную приличную мебель становилось всё труднее. Остается только надеяться, что произошедшие за последние годы крутые перемены в нашей жизни позволили, наконец, Мише стать обладателем