Под бдительным оком сотрудницы петербургского музея Пушкина изучаю списки и наброски Чернецова. Увы! — графини Фикельмон нет среди персонажей. Та красавица, которую я принимала за Долли, значилась Марией Фёдоровной Опочининой, другая, рядом с ней, — её сестрой Александрой — обе фрейлины императрицы. Они были дочерями Дарьи Михайловны — сестры Елизаветы Михайловны Хитрово, и, стало быть, приходились двоюродными сёстрами Дарье Фёдоровне. Не хочу верить очевидному. Для сомнения у меня имеются серьёзные основания — Мария Опочинина стала выезжать в свет летом 1834 года. В то время девушек вывозили в общество после шестнадцати лет. Следовательно, в 1831 году она была ещё ребенком — ей было не более тринадцати. Поищем подтверждение в дневнике их кузины. Мне повезло — Долли точно называет её возраст.
6 апреля 1831 года: Снова в нашей семье довольно серьёзная болезнь — у Мими Опочининой; сначала — воспаление печени, а сейчас, говорят, каверна в лёгких. Ей тринадцать с половиной лет и у неё прелестное лицоI
А через три года Долли рассказывает о её первом выезде в свет:
25 июля 1834 года: Мими Опочинина появилась в светском обществе и пожинала успех. У неё свежее и красивое лицо, но непримечательная фигура. Существует целое поколение мелких женщин.
Всё сходится — летом 1834 г. Марии Опочининой было шестнадцать с половиной лет. Следовательно, годы её жизни (1812—1863) в справке Г. Лебедева указаны неправильно. На полотне же изображена молодая дама лет двадцати—двадцати двух, уже знающая цену своим прелестям, уже изощрённая в светском этикете и очень уверенная в себе.
А как с Александриной — соответствует ли её возраст указанным в списке Лебедева годам её жизни — 1814—1868? И опять нахожу подтверждение в дневнике Фикельмон.
9 декабря 1831 года: Двор дал большой бал, в Белом зале, поистине императорский праздник, великолепный, грандиозный, но не очень занимательный, как все официальные торжества… Александрина Опочинина появилась впервые в обществе. Она мила, хорошо сложена, остроумна и, я уверена, будет иметь успех.
Относительно возраста Александрины Лебедев не ошибся, но Мария оказалась не старше, а моложе сестры на четыре года. И всё же кто та с хорошеньким, лукавым личиком девушка рядом с предполагаемой Долли — Александрина или Екатерина Тизенгаузен? Уж очень она похожа на очаровательную сестру Дарьи Фёдоровны с неаполитанской акварели А. Брюллова. Похожа и на ту с предполагаемого портрета Карла Брюллова, что видели в венецианском дворце Клари-Альдрингена журналисты Глушакова и Бочаров. А также на молодую женщину с картины А. Ладюрнера «Развод караула у Зимнего дворца», о которой пойдёт речь дальше. Пока же изображённые на картине Чернецова по-прежнему считаются Александриной и Марией Опочининой. Но может, когда-нибудь исследователи найдут неопровержимые доказательства, что художник нарисовал не сестёр Опочининых, а их кузин — Долли и Екатерину.
Пытаюсь выяснить, когда и кто выполнил абрисы фигур и надписи к ним. Нынешние пушкинисты не сомневаются — это сделал Чернецов. Но так ли это было на самом деле? Никаких подтверждений тому не сохранилось. А может, кто-то другой значительно позже, когда художник уже умер[11] и стало забываться, кто есть кто на этой картине, по указанию из дворца нарисовал наброски и попытался восстановить имена изображённых? В глаза сразу же бросается разница с оригиналом: непохожесть лиц, неуклюжесть абрисов, словно фигуры выполнены другой, неумелой рукой любителя. Всё это не вяжется с представлением о Чернецове, умевшем легко добиваться сходства с моделью. Ещё непонятнее история с калькой, хранившейся в раме картины. На ней лишь бюстовое и совсем уж схематичное изображение персонажей. Юная прелестная дама, напоминающая Долли, превратилась в безобразную длинноносую пожилую женщину. Подписи внизу сделаны иным, не тем, что над прорисями, почерком. Даже не будучи графологом, определённо можно заявить: писавший явно не учился каллиграфии, буквы не связаны, корявы — так не писали в XIX веке, это не очень интеллигентный почерк послереволюционного периода. Автор ошибался, зачёркивал написанное, вставлял другие имена. Я почти убеждена: персонажи атрибутировались спустя много лет после создания картины. И в самом деле, зачем нужны были расшифровки в тридцатых годах, когда все изображённые хорошо знали друг друга? А если так, то уехавшую за границу и забытую в России Долли Фикельмон позднее вполне можно было принять за напоминавшую её чертами Марию Опочинину. Кузины из кутузовского рода в самом деле были похожи друг на друга. Сильные гены их деда проявились даже в чертах его правнучки Элизалекс Фикельмон-Клари.