— Сейчас он меня костерить начнет, — мрачно сообщил Кобре Баранчук. — Это мне тоже надоело.
Но начальник колонны повел себя иначе — на лучшего своего водителя он и внимания не обратил, так, словно того здесь и не было… Начал он с другого.
— Эй, кухня! — зычно и властно заорал хозяин поселка. — Кухня, кому говорю!
— Тута кухня, — сиплым басом ответила сваха Баранчука и встала по стойке «смирно». — Слушаю!
Виктор Васильевич Стародубцев, грозно насупив брови, подошел поближе и даже сделал полукруг, разглядывая эдакое чудо.
— Что это? — сурово спросил он.
Посудомойка завертела шеей.
— Игде?
— Что это? — раскатисто повторил начальник колонны и ткнул пальцем в плоскую грудь подчиненной.
— Ето? — с фальшивым усердием изумилась Кобра. — Ето я…
— Это ты, — зловеще подтвердил Виктор Васильевич. — А на тебе что?! Что это, и спрашиваю?
Наконец до Кобры дошло:
— Ето? Ето спецодежда, товарищ Стародубцев.
— Спецодежда?! А почему же ты, Кобра… э-э… Евдокия, ее не стираешь? В твоей спецодежде, Дуся, помидорную рассаду впору выращивать! А?…
— Да как же их здесь выращивать, Виктор Васильевич? — слезливо моргнула Дуся. — Нешто они в тайге вызреют?!
Начальник колонны поперхнулся:
— Что?!
Тут Кобра повернула на сто восемьдесят градусов, сменила лексикон и перешла в наступление:
— А это я к тому, Виктор Васильевич, что спецовка-то у меня одна. Вы мне вторую на смену дали? Не дали! Так я сейчас эту сниму и при вас постираю…
И Кобра решительно стала расстегивать халат, под которым вполне могли оказаться доселе неведомые миру шедевры народного творчества… Виктор Васильевич побагровел.
— Ты это брось! — рявкнул он. — Ты где находишься?! Ты на рабочем месте находишься. Чтоб завтра же постирала… И все дела!
— Ну как хотите, — сказала Дуся. — Мне-то что… А вторую спецовку все же нужно выдать.
Виктор Васильевич отмахнулся:
— Будет тебе спецовка… Все теперь будет. Вот! — он ткнул пальцем в девушку. — Нам из Октябрьского «кунг[1]» прислали с новым водителем. Теперь она нам все возить будет, всю мелочевку: и халаты, и запчасти, и продукты… А то снимай с трассы линейную машину и гоняй по пустякам, когда этих самосвалов и так не хватает…
Тут начальник колонны покосился на Баранчука, полагая, что вступительный педагогический заход будет по достоинству оценен и водитель побежит переодеваться в рабочее, но Эдуард и ухом не повел. Стародубцев кашлянул.
— Как тебя зовут, дочка?
— Паша.
— А по отчеству?
— По отчеству не надо…
— Тоже верно. Евдокия!
— Слухаю…
— Накорми нового водителя. Да и меня заодно.
Заложив руки за спину, Виктор Васильевич Стародубцев, гвардии полковник в отставке, прошелся несколько раз взад и вперед по столовой, и чувствовалась в его поступи хозяйская стать. Тут, видимо, дошла очередь и до Эдика, потому что вскоре начальник колонны остановился перед ним, строго сведя брови на переносице. Баранчук и на это не обратил внимания, дул себе чай — кружку за кружкой. Наконец Стародубцев не выдержал:
— Почему не на работе, товарищ водитель?
Эдик поднял голову:
— Разве вы не знаете, как меня зовут?
— Ты почему не на трассе?
— У меня отгул, — сказал Баранчук.
Стародубцев удивился:
— А кто тебе его дал?
Баранчук пожал плечами:
— Известно кто — бригадир.
— Погоди-ка, — опешил Виктор Васильевич. — Это какой бригадир? Ты же сам — бригадир…
Эдуард снисходительно улыбнулся: дескать, не начальник, а малое дите, простых вещей не понимает.
— Я вам и толкую, что отгул мне дал бригадир, а раз бригадир — я, то я сам себе его и дал.
Это сообщение Виктор Васильевич Стародубцев переваривал с полминуты, кадык его дергался.
— Ага, — наконец чуть ли не нараспев сказал он. — Сам себе дал и сам у себя взял. Так?
Баранчук удовлетворенно кивнул, искренне радуясь тому, что его все-таки поняли.
— Вот именно, — улыбнулся он.
— А где заявление? — вкрадчиво спросил Стародубцев. — С резолюцией. По всей форме. Где оно, товарищ водитель?
Баранчук мрачно усмехнулся:
— Это раз плюнуть. Разрешите листочек из вашего блокнота?
— Пожалуйста.
— И ручку…
— Пожалуйста…
Эдуард расправил листок бумаги и аккуратно на нем написал:
«Бригадиру Баранчуку Э.Н. от водителя Баранчука Э.Н. Заявление. В связи с нарушенным пищеварением, нелетной погодой и временным отсутствием желания создавать материальные ценности прошу дать мне отгул из числа тридцати семи неиспользованных мной человеко-дней. При случае обязуюсь вернуть. Подпись: Э.Баранчук».