«Большая часть информации о больнице в эпоху 1980-х воспринималась и преподносилась искаженно. У этого восприятия существует удивительная параллель с неустойчивой природой пациентов, делающих что-то неправильно. Но представления о больнице того времени были сильно искажены, поэтому в результате у нас появляются образы чего-то, чего на самом деле не существует».
Нарушения – важнейшая тема для Гвен. Нарушение закона – это, конечно, одна из первых причин, по которой пациенты находятся в Бродмуре. Но искажение информации – тоже вид нарушения. То, как СМИ получают информацию о пациентах и как потом ее подают, – тоже своего рода преступление.
Разница между тем, что пишут в газете, и тем, что происходит в отделении, разительна. Бродмур призван быть сумасшедшим домом, но, когда читаешь, что пишут о нем газеты, всю эту чушь, начинаешь сомневаться, где же истинное безумие – там или это журналисты сошли с ума?
«Конечно, многие по ту сторону стены говорили мне, что они читают газеты и поэтому знают, что это место очень опасно. Но на самом деле мир внутри больницы спокоен и хорошо упорядочен. И я лучше останусь тут: здесь безопасно, все соблюдают правила. Это там, за стеной, царит беззаконие с нападениями на улице, и я ничего не знаю о компьютерах. Зачем мне туда выходить?»
Тот период жизни больницы – 1970-е и 80-е – также очаровал Гвен, поскольку это было время, когда в учреждении все еще было сильно чувство общности. По ее мнению, оно давно ушло.
«Очень часто в Бродмуре работало по три поколения семей. Сотрудников обучали работать люди, которые жили в двух шагах. Это была местное предприятие».
«Что бы эти ребята ни делали снаружи, – объясняла она, – они очень редко проявляют стремление хулиганить в больнице. Таким образом, клиника похожа на маленький город, и там, как и во многих небольших сообществах, подавляющее большинство людей все время придерживается правил, и только очень небольшое число вырывается из-за стен и калечит людей. Большинство же просто продолжает жить, не нарушая предписаний и не пытаясь обойти их».
БРОДМУР ПРИЗВАН БЫТЬ СУМАСШЕДШИМ ДОМОМ, НО, КОГДА ЧИТАЕШЬ, ЧТО ПИШУТ О НЕМ ГАЗЕТЫ, НАЧИНАЕШЬ СОМНЕВАТЬСЯ, ГДЕ ЖЕ ИСТИННОЕ БЕЗУМИЕ – ТАМ ИЛИ ЭТО ЖУРНАЛИСТЫ СОШЛИ С УМА?
Как сказала Гвен, на форумах пациентов часто обсуждаются такие проблемы, как «доступ к тостам». И это указывает на то, что становится важным для людей в учреждении длительного пребывания. Нас всех в равной степени поразил этот контраст между высоким уровнем безопасности и самыми банальными бытовыми деталями.
Гвен также подчеркивала большую уязвимость очень нездоровых пациентов.
«Есть довольно много пациентов, которые попадают в Бродмур из-за повторяющегося самоповреждения, поскольку тюрьмы просто не могут справиться с этим. Тюрьмы не могут терпеть, когда люди убивают себя. Тюрьмы умывают руки, боясь, что люди причинят себе вред. Итак, если я отбываю пожизненное заключение[11] за вооруженное ограбление в тюрьме и начинаю вредить себе, меня захотят отправить в больницу, опасаясь, что я убью себя. Поскольку самоповреждение – это в некотором роде способ избавления от страданий, есть очень много людей, которые осознанно причиняют себе вред, находясь в тюрьме. Трудно понять, насколько мы, психиатры, второстепенны в жизни больницы». Она с некоторым самоуничижением объяснила, что настоящая жизнь больницы сосредоточена в отделении. Консультанты, различные терапевты приходят, но потом уходят, и отделение возвращается в нормальное состояние. «Одна из самых важных вещей, которую нам удалось установить за последние 20 лет, – это то, что в больнице нет “личного пространства”. Тут не существует врачебной тайны. Медики контролируют друг друга, и так гораздо лучше».
Сама терапия значительно изменилась с тех пор, как Гвен начала работать в Бродмуре, и это видно по тому, как обращались с иммигрантами с хирургическим образованием, когда они приезжали в Британию.
«Это были ребята, которые давно хотели приехать в нашу страну работать хирургами, но не могли найти место, в основном по расистским причинам, поэтому им предложили работу в психиатрии. Эти врачи часто были из Индии и Уганды и обучались медицине, а часто и хирургии, и были действительно высококлассными специалистами, которые оказывались либо в общей практике, либо в психиатрии, поскольку это были единственные доступные рабочие места. Поэтому часто попадались очень интересные персонажи, к которым относились довольно расистски и стереотипно».
11
В России пожизненно осужденные практически не имеют возможности причинить себе какой-то вред – за ними постоянно осуществляется наблюдение. Но в любом случае самоповреждение для таких заключенных – это не всегда способ причинить себе вред, это может быть способом внести хоть какое-то разнообразие в будни и немного побыть на более легком режиме в тюремной больнице. Речь о переводе в психиатрические клиники почти никогда не идет.