Против дома Деккеров на канале торчала из воды чёрная верхушка мачты. Парусная барка затонула здесь когда-то у самых ворот дома. Эдвард смотрел из окна на кончик мачты и по ней видел, как поднимается в канале вода.
Ветер гнал море на город. В доках палили пушки: наводнение! С окраин ещё с ночи брели люди: на крайних островках, далеко выдвинутых в море, дома стояли уже по окна в воде.
Эдвард смотрел, как поднимается вода. Наводнение — вот что спасёт его от Зимпеля! Верхушку мачты уже покрыло водой. Нельзя было даже узнать того места, где она прежде торчала. Вода в канале бурлила, волновалась и перехлёстывала через ограду. Пускай вода хлынет и затопит контору!.. Вода смоет с полок все полоски, круги и цветы на белом и розовом фоне… Тяжёлые счеты потонут сразу: прутья и ободок у них железные. Но большая конторская книга долго не намокнет, она будет плыть и плыть, разворачивая исписанные страницы… Стюберы, гульдены, зильбергроши»…[41] Наутро хозяин придёт в свою контору, — и только волны будут шуметь над прилавком…
На третьи сутки ветер вдруг переменился. Ветер словно закружился на месте и к утру утих. Вода спaла, не тронув Зимпеля.
Зимпель кончился иначе. Вода спaла. Эдвард пришёл утром на работу, но не застал никого — ни Зимпеля, ни Глоттерса, ни самой конторы. Окно было забито досками, дверь заперта. Тот же рыжий извозчик, которого Эдвард встретил в первый раз, копался во дворе под телегой.
— Где же «Зимпель и Кроненкамп»? — спросил у извозчика Эдвард.
— Кроненкамп умер, — махнул рукой извозчик.
— А Зимпель?
— Зимпель лопнул, — сказал извозчик.
— Как так лопнул? — растерялся Эдвард.
— Обанкротился, — объяснил извозчик.
— Что это значит? — не понял Эдвард. Он вспомнил, как в первый день хозяин всё вычитывал большую сумму из меньшей.
Извозчик высунул голову из-под телеги.
— Не платит по счетам, вот что это значит, — сказал извозчик. — Это значит, что Зимпеля больше нет.
Извозчик снова спрятал голову под телегу.
Так кончился «Зимпель и Кроненкамп», без наводнения. Амстердамский банк отказался поручиться за него, и вся хитрая торговая постройка Зимпеля, его цветы и полоски, его образцы сорока сортов, его книги, векселя, заказы фабрикантам потеряли реальную цену. Зимпель разорился в двадцать четыре часа, и Эдвард мог идти учиться торговать в другом месте.
Глава десятая
АМСТЕРДАМ — МАГАЗИН СВЕТА
В торговом доме «Годдамер и К» было чему поучиться.
Здесь торговали кофе. Десятки и сотни тонн кофейных зёрен прибывали и выбывали ежедневно в больших конторских книгах. Эдварду надо было вписать каждую партию кофе на нужное место в книге, под чертою или над чертою, обметить погрузку и недогрузку и так распределить по графам, чтобы ни одно зёрнышко кофе одного сорта не попало в отделение для кофе другого сорта. Эдвард очень уставал за день, словно сам таскал кофе в мешках и ящиках из трюма на пристань и с пристани в трюм.
Десятки судов приходили ежедневно из Индии в нидерландские порты, и одна шестая всего годового кофейного груза в Амстердаме приходилась на Годдамера. Вот это называлось торговать!
Младший конторщик Штеегер показал Эдварду, какие бывают зёрна. Все сорта кофе лежали на столе у Штеегера в полотняных мешочках.
— Вот яванский кофе, тёмные некрупные зёрна с глубокой бороздкой, — лучший кофе в мире. Вот кофе цейлонский, более крупный, но не такой душистый… А вот плоские, вытянутые зёрна и гораздо более светлые. Этот кофе родится на Суматре.
Эдвард рассмотрел на карте эту островную Индию, из которой везли столько кофе; в Индийском океане точно столкнулись четыре огромных острова — Борнео, Целебес, Ява, Суматра, и цепь маленьких протянулась возле них. Любой из этих островов был втрое больше Голландии, а все острова вместе, если их наложить на Европу, прикрыли бы Германию и Францию да ещё добрый кусок Испании.
— Неужели вы, менгер Штеегер, побывали во всех этих местах? — удивлялся Эдвард.
— Что ты, мальчик, я никогда не ездил дальше Гаарлемовых ворот, — смиренно отвечал Штеегер.
Штеегер был тихий седенький старичок. Он ходил в мягких суконных сапогах, а в ушах у него всегда торчала коричневая пакля. И голос у него был мягкий, вежливый, точно подбитый войлоком. Когда же в контору спускался из верхних комнат сам хозяин Годдамер, Штеегер от страха терял голос и начинал говорить шёпотом.