Давая Василию завет с любовию принимать всех приходящих и не отказывать никому в советах и наставлениях, старец Григорий подал Василию две просфоры и сказал: “Сим питай алчущих — словом и хлебом, тако хощет Бог”. В конце же всего он присовокупил, открывая ему волю Божию, что им должна быть устроена женская обитель в отдаленной местности и сплошь зараженной расколом... При этом старец, с любовию и жалостию взглянув на своего ученика, не скрыл от него, что много придется потерпеть и понести скорбей и неприятностей». В 1865 г. послушник Василий лишился другого старца — Даниила, «который, умирая, подтвердил своему ученику прежний завет — принять и продолжать после него подвиг старчества. Когда же Василий со слезами просил освободить его от этой тяготы, из уст старца Даниила пошла кровь... и он тихо скончался на руках своего любимого ученика...
Вступление Василия на путь народного наставничества совершилось естественно. Еще при жизни старца Даниила послушник Василий... по поручению старца и от его имени давал посетителям ответы и советы на их различные запросы»53.
Таким образом, о. Василий начал старчествовать и скоро приступил к созданию Иверского-Выксунского женского монастыря. Не миновал он и скорбей. Дошло до того, что невинного старца судили на лаврском Соборе. «Заступился тогда за него пред Собором наш схимник о. Александр. Мудрое он сказал слово, и все умолкли после того. “Если кто может, — сказал о. Александр, — снять с него старческий завет — устроить обитель и заботиться о ней, — то и он... станет в стороне; а если нельзя никому снять с него этого послушания, завещанного старцем, то нельзя и запрещать ему нести его”. Молча выслушали старцы мудрое слово уважаемого всеми схимника и также молча оставили собрание, чем и был положен тогда же конец всем нареканиям их на батюшку»54.
Воля старца обязательна была не только для духовных его чад, но и для всего монастыря. Вот к каким печальным последствиям приводили нарушения завещанных ими традиций.
«Прошел слух, что кто-то из оптинских советует о. архимандриту спилить для лесопилки вековые сосны, что между Скитом и монастырем: все равно-де на корню погниют от старости.
Приходил сегодня наш скитский друг о. Нектарий (последний Оптинский старец)55.
— Слышали? — спрашиваю.
— О чем?
Я рассказал о слухе.
— Этому, — с живостью воскликнул о. Нектарий, — не бывать, ибо великими нашими старцами положен завет не трогать вовеки леса между Скитом и обителью; кустика рубить не дозволено, не то что вековых деревьев.
И тут он поведал мне следующее:
— Когда помирал старец о. Лев, то завещал Скиту день его кончины поминать утешением братии и печь для них в этот день оладьи. По смерти же его нашими старцами — отцами Моисеем и Макарием — было установлено править на тот же день соборную по нему панихиду. Так и соблюдалась заповедь эта долгое время, до дней игумена Исаакия и скитоначальника Илариона. При них вышло такое искушение. Приходит накануне дня памяти о. Льва к игумену пономарь Феодосий и говорит:
— Завтрашнее число у нас не принято собором править.
Игумен настоял:
— А я хочу!
И что же после этого вышло? Видит во сне Феодосий: батюшка Лев схватил его с затылка за волосы, поднял на колокольню на крест и три раза погрозил:
— Хочешь, сейчас сброшу?
И в это время показал ему под колокольней страшную пропасть. Когда проснулся Феодосий, то почувствовал боль между плечами. Потом образовался карбункул. Более месяца болел, даже в жизни отчаялся. С тех пор встряхнулись, а то было хотели перестать соборно править.
А в Скиту в тот же день келейник о. Илариона, Нил, стал убеждать его отменить оладьи.
— Батюшка! — говорит. — Сколько на это крупчатки уходит, печь их приходится на рабочей кухне, рабочего отрывать от дела, да и рабочих тоже надо потчевать: где же нам муки набраться?
И склонил-таки Нил скитоначальника — отменили оладьи. Тут вышло нечто посерьезнее Феодосиева карбункула: с того дня заболел о. Иларион и уже до конца жизни не мог более совершать Божественную службу; а Нила поразила проказа, от которой он и умер, обессилев при жизни до того, что его рабочий возил в кресле в храм Божий. Мало того: в ту же ночь, когда состоялась эта злополучная отмена утешения, на рабочей кухне в Скиту угорел рабочий и умер. Сколько возни с полицией-то было! А там и боголюбцы муку крупчатую в Скит жертвовать перестали... “Видите, что значит для нас преслушание старческой заповеди?” — добавил о. Нектарий к своему рассказу и заключил его такими словами:
53
Жизнеописание в Бозе почившего старца-утешителя о. Варнавы... Сергиев Посад, 1907. С. 20-23.
55
Последний из соборно избранных (в 1912 г.) старцев Оптинских, Нектарий (Тихонов; 1853-1928), прп., иеросхим. См. о нем гл. XVII наст. изд. —